Большая книга ужасов – 86

– БЫЛ?! – Отец схватил сторожа за телогрейку, тряхнул. Сам же минуту назад впустил нас в сарай – чем тут намазано в этом сарае?…Крест не помог.

Сторож поднял руки, будто сдаётся, и что-то нервно забормотал, но отца это, кажется, ещё больше разозлило:

– Знаю, что был, зачем врёшь! – Он зыркнул на меня. – Не уходи, с тобой потом разберёмся!

Тогда я выскочил за калитку и побежал. Наверное, это трусливо, но за последние дни я совершил уже достаточно трусливых поступков, чтобы не волноваться из-за таких мелочей. И одно я усвоил определённо: нельзя оставаться с отцом один на один в сарае.

…За спиной послышался грохот и брань, наверное отец уронил сторожа, я ничего не соображал – я бежал.

* * *

Я притормозил только на соседней улице, и то сто раз обернувшись, чтобы убедиться, что за мной никто не гонится. Мороз тут же налетел и вцепился: пока бежал – не чувствовал, а тут… И чего отец озверел? Ножи – это тайна Синей Бороды? Тогда зачем он потащил нас со сторожем в сарай – знал же что ящик там лежит на видном месте? Или не ножи?

Я задумался и чуть не влетел в спину участковому.

– Ты куда такой ошалевший?

А и правда – куда?

– Подрался, что ли, с кем?

– От отца удирал, – говорю. – Он подумал, что я лазил в сарай.

Как же глупо это прозвучало! Участковый даже улыбнулся:

– А я своего в город повезу на ночь глядя. Тётка приехала, его сестра, говорит, когда ещё увидимся, надо ехать. Ты беги-ка домой, замёрзнешь.

Я боялся идти домой. Но не скажешь же постороннему такое – засмеёт. Участковый, кажется, заметил:

– Ну чего ты, взрослый мужик, испугался! Он остыл небось уже, сидит газету читает. Не первый год его знаю, Сашка отходчивый.

– Сашка – может быть.

Мы шли по улице в сторону дома участкового. Его машина уже стояла за воротами. Под фонарём было видно, что в салоне уже сидит дед Миша, тот самый, которому понадобилось ночью увидеть сестру. Участковый помахал ему и, кажется, не расслышал, что я сказал.

– Давай беги, простудишься! – подтолкнул он меня в спину и сам побежал к своей машине.

А что мне оставалось? Я ещё побродил, пока не околел и не раскашлялся окончательно, и, конечно, пошёл домой. За две улицы до дома меня обогнал автомобиль участкового и погудел.

* * *

Машина сторожа ещё стояла перед нашим домом – значит, отец и правда успокоился, а то бы выгнал. Из-за прикрытой двери сараюхи пробивалась полоска света – я толкнул калитку, и она исчезла. Из сарая вышел отец, прижал дверь коленом и стал возиться с замком. Я вбежал в дом, не дожидаясь, пока он меня заметит: чем меньше я ему попадаюсь на глаза, тем лучше.

На кухне так и стояла немытая посуда, Ленка в большой комнате рисовала, а сторожа нигде не было. Я даже глянул в окно: вот машина, вот отец идёт домой, а сторожа нет…

Отец вошёл, шумно топая валенками, прошёл на кухню попить из чайника. Телогрейка у него была грязнющая, в каких-то ржавых пятнах, из кармана торчала рукоятка ножа с инициалами.

– Явился?

Отмалчиваться и прятаться – только злить его. Я вышел к нему на кухню, стал набирать воду в тазик мыть посуду.

– А Петрович где?

– Ушёл.

– А машина?

– Дал покататься. Надо на двор загнать. Видишь, что ты наделал! – Он снял грязную телогрейку и швырнул за печку, куда мать складывает грязное бельё. Нож звякнул и шумно выкатился. Отец подобрал, вытер о штаны и сунул к грязной посуде. – Этот ненормальный на меня бросился, тебя, дурака, защищая, и напоролся на пилу. Весь сарай кровью залил!

– Надо Галину Ивановну позвать.

– Обойдётся. Не мальчик – из-за каждой царапины к врачу бегать. – Он развернулся и пошёл загонять машину во двор.

Я стоял как дурак с тазиком для посуды и не знал, что мне думать. Мне ужасно хотелось поверить отцу…Участковый уехал. А может, всё-таки правда сторож просто поранился? В это проще поверить. Я однажды рубанком палец распорол: не сильно, самый кончик, а кровищи было – на весь кабинет труда! Может, всё-таки правда? Завтра к нему зайду. Ну не уедет же он без машины, даже если правда одолжил её отцу.

Во дворе шумел мотор: отец загонял машину. Я налил воды в тазик и наконец-то занялся посудой.

Потом, когда я домыл, вернулся отец, достал из-за печки свою окровавленную телогрейку и бросил мне:

– Матери нет – кто стирать будет? В чём я должен ходить? – сказал и пошёл к себе.

Телогрейка воняла железом, потом и засохшей кровью. Я стоял с ней как холодной водой облитый, и в голове толкалось столько мыслей, что по одной не выловишь. Отец крикнул из комнаты: «Ну?!» – хотя не видел меня, наверное просто слышал тишину. И я пошёл нагревать воду. Дрова, печка, здоровенное ведро для белья (воды-то нет, надо натаскать). Вышел к колодцу, не надевая куртку (что там идти-то!). Над нашим бедным крыльцом горела лампочка, освещая дверь сараюхи. Я решил завтра во что бы то ни стало её открыть и уже посмотреть, что внутри. Пусть отец запирает, я найду ключ, а нет – просто возьму лом и оторву проушины. Отец, конечно, всыплет, но можно взять инструмент в сарае и потом всё починить. Я хочу знать.