Большая книга ужасов – 87

Василиса с опаской уставилась на матово светящийся цветок в вазе. И чем дольше она смотрела на него, тем отчетливей казалось, что и цветок на нее смотрит! То есть смотрит бездна?! Вспомнилось, как долго она таращилась на эту кувшинку в первый же вечер, а потом ей приснилось, что отец зовет ее на остров. Тогда они со Шварцем чуть не погибли! Неужели какой-то цветок задурил ей голову?! Но Тусег Ырка, похоже, в этом не сомневалась: недаром настаивала, чтобы Василиса убила – убила! – лоа-зур и выколола – выколола! – око бездны. Да, Василиса чуть не забыла: Тусег Ырка еще предупреждала, что надо бояться какой-то прачки. Уж не этой ли, о которой сказано в блокноте: «Kannere-noz – ночная прачка»? Почему ночная? По ночам белье стирает, что ли? И в какой прачечной она это делает? И еще вопрос: почему именно эти слова подчеркнуты, а рядом написано «АНАГРАММА», да еще большими буквами?

Василиса вспомнила, как Шварц с легкостью составил несколько слов из ее фамилии, и решила, что она ничем не хуже своего резко поглупевшего приятеля. Повернула блокнот другой стороной и начала писать на чистых листках.

Из слова «прачка» сначала получились только «рак» (Василиса чуть не заорала от ужаса, вспомнив рака, вылезшего из черепа Олечки Солошиной!), «чик» и «пик», потом еще пришли на ум «парка», «парча» «чарка» и даже «чакра». Василиса не слишком хорошо понимала смысл этого слова, но оно совершенно точно существовало!

Что в этом перечне могло привлечь внимание отца? А может, дело не в прачке? Например, что получится из слова «ночная»?

«Она», «но», «чан», «чая»… невелик урожай!

А если попробовать переиначить иностранное «kannere-noz»? Zona, zena…

Зона? Зена?! Василиса вдруг почувствовала – да, именно почувствовала! – что означали выражения, которые она не раз встречала в книжках: «догадка вспыхнула» или даже «обожгло догадкой». Вот и ее обожгло.

Не Зона и не Зена, а Занн! Конечно! «Каннере-ноз» легко прекращется в Занн Керено. Занн, Занна – одной буквы А не хватает, но и без нее все ясно.

Но что это может значить? Зачем Виктор Рыбаков обратил на это внимание дочери?

Да глупости, конечно: отец и знать не знал, что этот блокнот попадет в руки Василисе – он просто сделал пометку. Совсем не факт, что госпожи Керено надо опасаться! Ну, похожи ее имя и фамилия на название ночной прачки в бретонском языке – и что?

Что, что… стоило только Василисе хотя бы чуточку успокоить себя, как вспомнились водоросли, похожие на белье, отжатое и скрученное неведомыми прачками.

Но где эти прачки? Под водой, что ли, сидят?

– Может, и под водой! – угрюмо прошептала Василиса.

И уж ей ли удивляться – после того что она сегодня видела на берегу, да и вообще после того, что произошло за последние два дня?!

Хорошо, если бы все это ей только приснилось. И каменная голова с веревкой на шее, и Данька с Олечкой, и жгуты злобных водорослей, и тад Ырка…

Что это говорила Тусег – вернее, что она наказала Василисе? «Беги к своим живым!» – вот что. А Данька и Олечка были мертвые… Нет, надо бежать отсюда. И плюнуть на деньги. Если Занна Керено и в самом деле не так страшна, как сейчас думает Василиса, она найдет способ эти деньги переслать или как-то передать Рыбаковым.

Все, хватит сидеть и мучить себя необъяснимыми ужастиками! Надо под каким-то предлогом позвать Шварца и прочистить его затуманенные красотой Занны Керено глупые мозги!

Василиса решительно шагнула к двери – и вдруг ей показалось, что кто-то мрачно смотрит ей в спину.

Оглянулась и с изумлением обнаружила, что кувшинка, только что лежавшая в плоской вазе, приподнялась над водой и будто уставилась на Василису.

Око бездны смотрело на нее!

– А я сошла с ума, какая досада! – попыталась развеселить себя девочка, вспомнив фрёкен Бок из мультика про Карлсона, но не получилось. Снова шагнула к двери, но, вспомнив, что Тусег Ырка и каменная голова (называть ее головой отца было так страшно, что Василиса старалась этого избегать!) настойчиво требовали уничтожить цветок, вернулась к столу и, не веря своим глазам, стала наблюдать, как луа-зур снова опустилась в воду. Как будто спящая змея подняла голову, готовясь к нападению на неосторожного человека, а потом то ли успокоилась, то ли затаилась!

Собравшись с силами, Василиса протянула к цветку руку, но в это мгновение за ее спиной скрипнула дверь: в комнату вошел Шварц. В руках у него был расписной кухонный подносик, на котором стояла маленькая кастрюлька, накрытая тарелкой. Тут же оказалось блюдечко с печеньем, стакан с чаем и ложка.

– Очухалась, Рыбакова? – весело спросил Шварц. – Госпожа Керено напоила меня чаем со своим печеньем, а потом сварила кашу. Пшенную. Не хуже, чем у бабы Кати. Я две порции съел!

Он переставил еду на стол, ничего не уронив (Василиса даже удивилась: ну никак не подозревала она в Шварце такой ловкости – у него вечно все из рук валилось!), подмигнул:

– Кушать подано! – И поднял крышку с кастрюльки…

Василиса тут же отпрянула и, зажав нос, бросилась к окну и высунулась наружу, чтобы не дышать заполнившим комнату зловонием.