Учитель сказал
о Гун Е-чане, что его можно женить, несмотря на то что он был некогда связан тюремными узами, ибо это не его вина, с чем и женил его на своей дочери.Учитель сказал
о Нань-жуне:– В государстве, где есть закон, он не пропадет; где нет его – избежит казни. – И вследствие этого женил его на своей племяннице.
Учитель сказал
о Цзы-цзяне:– Какой благородный муж этот человек! Если бы в Лу не было благородных людей, то откуда у него взялись бы такие достоинства?
Некто сказал:
– Юн – человек гуманный, но не болтун.
Учитель сказал:
– К чему нужна болтливость? Парировать людям софизмами – вызывать в них отвращение к себе. О его гуманизме я не знаю, но к чему ему красноречие?
Учитель
, разговаривая с Цзы-гуном, спросил:– А из вас с Хуэем кто способнее?
Цзы-гун ответил:
– Как я осмелюсь сравнивать себя с Хуэем? Если он услышит о чем-либо одно, то, основываясь на этом одном, узнает о нем всё. А я, услышав о чем-либо одно, узнаю только вдвое.
Учитель сказал:
– Да, это верно, я согласен, что ты не равен ему.
Гнилое дерево не годится для резьбы, равным образом стена, сложенная из навоза, не годится для штукатурки.
Цзай-юй заснул днем.
Учитель сказал:
– Гнилое дерево не годится для резьбы, равным образом стена, сложенная из навоза, не годится для штукатурки. Стоит ли упрекать Юя?
Потом он добавил:
– В общении с людьми я сначала слушал их речи и верил их действиям, а теперь я слушаю их речи и наблюдаю, смотрю за их поступками. Такая перемена произошла во мне благодаря Юю.
Цзы-гун сказал:
– Чего я не желаю – это чтобы другие делали мне то, чего я не желаю делать другим.
На это Учитель сказал:
– Цзы! Это для тебя недостижимо.
Цзы-лу боялся услышать что-нибудь новое, прежде чем услышанное им ранее могло быть приведено в исполнение.
Цзы-гун спросил:
– Почему Кун Вэнь-цзы назвали «просвещенным»?
На это Учитель сказал:
– Несмотря на быстрый ум, он любит учиться и не стыдится обращаться с вопросами к низшим, поэтому-то его и назвали «просвещенным».
Учитель сказал:
– О Хуэе я могу сказать, что сердце его в течение трех месяцев не разлучается с гуманностью, тогда как у других ее хватает на день, самое большее – на месяц.
Учитель сказал:
– Какой достойный человек Янь-хуэй! Он довольствовался одною чашкою риса и одним ковшом воды и жил в отвратительном переулке. Другой бы не мог вынести этих лишений, а он не изменял своей веселости. Какой достойный человек Хуэй!
Когда Цзэн-цзы заболел, его навестил Мэн-цзин-цзы и осведомился о его здоровье. Цзэн-цзы сказал:
– Когда птица при смерти, то пение ее жалобно; когда человек при смерти, то слова его важны. Для благородного мужа в правилах поведения важны три вещи: во внешности и манерах он далек от грубости и небрежности; выражением лица близок к искренности; в речах тоже избегает вульгарности и фальши. Что касается (расположения) жертвенных сосудов (то есть разных мелочей), то для этого есть специальные чины.
Цзэн-цзы сказал:
– Будучи способным, он мог учиться у неспособного. Обладая большими знаниями, мог обращаться с вопросами к малознающим. Будучи мудрецом, он не боялся выглядеть неучем. Наполненный, не боялся показаться пустым. И если кто-то наносил ему обиду, он никогда не старался на нее ответить. Именно так поступал один мой старый друг.
Конфуций сказал:
– Всегда внимательный к тому, что я говорил, – это был Янь-хуэй.
Конфуций сказал
о Янь-юане:– Жаль мне его! Я видел его двигающимся вперед и никогда не видел, чтобы он останавливался.
Конфуций сказал:
– Облаченный в старый рваный кафтан и не стыдящийся стоять с одетым в лисью шубу – это Чжун-ю (Цзы-лу). В «Ши-цзине» («Каноне песнопений») сказано: «Тот, кто независтлив и неалчен, к чему ему делать зло?»
Цзы-лу всю жизнь потом повторял этот стих.
Конфуций же заметил:
– Одного этого правила недостаточно для достижения добродетелей.
Конфуций сказал:
– Все сопровождавшие меня в Чэнь и Цай не достигли моих ворот.