Читаем Большая книга восточной мудрости полностью

– Человек прочитает весь «Ши-цзин» («Канон песнопения»), а дадут ему какое-нибудь правительственное дело – он не понимает его; пошлют его в чужое государство послом, а он не в состоянии один справиться со своей миссией. Хотя он и много знает, но какая от этого польза?


Когда мальчик из деревни Цюэ передавал послание, то некто спросил о нем Конфуция:

– Преуспеет ли он?

Учитель отвечал:

– Несмотря на то что он занимает место с нами, идет со старшими рядом, я думаю, что он не стремится к преуспеянию, а желает поскорее достигнуть совершенства.


Учитель сказал:

– Ю! Как мало людей, знающих, что такое добродетель.


Ю по прозвищу Цзы-лу – один из учеников Конфуция.


Учитель сказал:

– Конечно, увы! Я не встречал людей, которые любили бы добродетель так, как любят красоту.


Учитель сказал:

– Трудно тем, кто, проводя целые дни в компании, не обмолвятся словом о делах справедливости, а только любят болтать и умничать.


Учитель сказал:

– Льстивые речи запутывают добродетель, а небольшое нетерпение может расстроить великие замыслы.

Следовать пути Дао

Ю-цзы сказал:

– Редко бывает, чтобы человек, отличающийся сыновнею почтительностью и любовью к старшим братьям, любил бы восставать против высших (правителя), и никогда не бывает, чтобы тот, кто не любит восставать против высших, питал бы склонность к мятежу. Благородный муж сосредоточивает свои силы на основах. Коль скоро заложены основы, то появляются и законы для деятельности. Сыновняя почтительность и братская любовь – это и есть корень человеколюбия.


Ю-цзы – один из учеников Конфуция.


Конфуций сказал:

– Человек, с которым можно вместе учиться, еще не есть человек, с которым можно утвердиться в добродетели. Человек, с которым можно вместе идти по пути добродетели, еще не есть человек, с которым можно утвердиться в добродетели. Человек, с которым можно утвердиться в добродетели, еще не есть человек, с которым можно взвешивать должное (то есть принимать решение, сообразное с обстоятельствами и требованиями времени).


Цзы-чжан спросил, что представляет собой стезя доброго человека.

Конфуций отвечал:

– Он не идет по стопам древних мудрецов и потому не войдет во внутренние покои.


Учитель сказал:

– Когда в государстве царит порядок, то как речи, так и действия могут быть возвышенны и смелы. Но когда в государстве царит беззаконие, то действия могут быть возвышенны, а слова – покорны.


Конфуций сказал:

– У благородного мужа есть три пути, но ни по одному из них я не смог пройти до конца. Человеколюбивый не печалится, мудрый не сомневается, смелый не испытывает страха.

Цзы-гун на это сказал:

– Это Учитель сказал о себе.


Учитель сказал:

– Не предполагать обмана и не подозревать недоверия к себе со стороны, но в то же время наперед прозревать их – не это ли качества достойного человека?


Учитель сказал:

– Человек может возвеличить истину, но не истина человека.


Учитель сказал:

– Благородный муж заботится об истине, а не о насущном хлебе. Те, кто пашет землю, тоже могут испытывать голод. А те, кто учится, могут добиться высокого жалованья. Благородный муж беспокоится о том, что он не достигнет познания истины, а не о том, что он беден.

Человек может возвеличить истину, но не истина человека.

Учитель сказал:

– Люди, идущие различными путями, не могут работать вместе.


Конфуций сказал:

– Я видел и слышал людей, которые при виде добра неудержимо стремятся к нему, как бы опасаясь не успеть; при виде зла – бегут от него, как от кипятка, опасаясь обвариться. Но я не встречал и не слышал людей, живущих отшельниками, чтобы закалить свою волю, и поступающих по справедливости для распространения своего Учения.


Учитель сказал:

– Уличные слухи и россказни – это поругание добродетели!


Цзы-ся сказал:

– Всякое малое знание, конечно, заключает в себе что-нибудь заслуживающее внимания; но едва ли оно будет пригодно для отдаленных государственных целей. Поэтому благородный муж и не занимается ими.


Цзы-ся один из учеников Конфуция.


Цзы-ся сказал:

– Ремесленники, чтобы изучить в совершенстве свое дело, учатся в казенных мастерских. Благородный муж учится, чтобы достигнуть высшего понимания своих принципов.


Шу-сунь У-шу, обратившись к вельможам при дворе, сказал:

– Цзы-гун даровитее и умнее Чжун-ни.

Цзы-фу передал эти слова Цзы-гуну.

Цзы-гун сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука