Читаем Большая книга восточной мудрости полностью

– А человеколюбивым, – сказал Учитель, – можно назвать того, кто на первый план выдвигает преодоление трудного (то есть победу над собой), а выгоду – на второй.


Учитель сказал:

– Я не тот, кто обладает Знанием от рождения, а тот, кто, любя древность, усердно постигает ее.


Конфуций сказал:

– Обладаю ли я Знанием? Нет, увы, не обладаю. Но если простой человек спрашивает меня о чем-нибудь, то, как бы ни был пуст вопрос, я досконально изучаю его со всех сторон и объясняю человеку во всей его полноте.


Янь-юань с глубоким вздохом сказал:

– Чем более взираешь на Учение Конфуция, тем возвышеннее оно кажется. Чем более стараешься проникнуть в него, тем оно кажется еще непроницаемее. Смотришь – оно впереди, как вдруг – уже позади (неуловимо). Но Учитель – искусен; он умеет завлечь человека, обогащает его всевозможными познаниями и сдерживает его правилами церемоний. Я хотел отказаться от Учения Конфуция, но не смог. И когда я истощил все свои способности, оно как будто бы встало предо мною. Я хотел бы последовать за ним (овладеть), но у меня нет для этого средства (пути).


Конфуций, находясь возле реки, сказал:

– Все проходящее подобно этому течению, не останавливающемуся ни днем, ни ночью.


Учитель сказал:

– Если, обладая обширной ученостью, сдерживать себя церемониями (то есть правилами), то благодаря этому можно не уклониться от истины.


Цзы-чжан спросил:

– Каков должен быть ученый муж, которого можно было бы назвать истинно выдающимся?

– Кого это ты называешь истинно выдающимся? – спросил Конфуций.

Цзы-чжан отвечал:

– Того, кто непременно пользуется известностью как в государстве, так и в семье.

– Но это будет известный, а не истинно выдающийся, – возразил Конфуций, – истинно выдающийся обладает природною прямотою и любит правду, вникает в слова и вглядывается в выражение лица, заботится о том, чтобы поставить себя ниже других, – такой, без сомнения, будет истинно выдающимся как в государстве, так и в семье. А известный – это тот, кто принимает человеколюбивый вид, тогда как действия его противоречат этому и он, не ведая сомнений, так и живет. Вот он и будет известен как в государстве, так и в семье.

Ученым мужем можно назвать того, кто настойчив, убедителен и любезен. По отношению к другим – настойчив и убедителен, по отношению к близким – любезен.

Цзы-гун спросил:

– Каков должен быть тот, кого можно бы назвать ученым мужем?

Учитель сказал:

– Ученым мужем можно назвать того, кто не зазорен в своем поведении и, будучи послан в чужие края, не посрамит повеления государя.

– Смею спросить: кто может следовать за ним? – поинтересовался Цзы-гун.

– Тот, кто непременно остается верен своему слову и непременно приводит в исполнение то, что делает; таким образом, правдивые, хотя и ограниченные, люди все-таки могут следовать за ним.

Цзы-гун сказал:

– А каковы те, кто занимается делами правления в нынешнее время?

– Эх, – ответил Учитель, – стоит ли брать в расчет этих мелких людишек?

Цзы-лу спросил:

– Каков должен быть человек, чтобы можно было назвать его ученым мужем?

Конфуций отвечал:

– Ученым мужем можно назвать того, кто настойчив, убедителен и любезен. По отношению к другим – настойчив и убедителен, по отношению к близким – любезен.


Учитель сказал:

– Если добродетельный человек будет учить народ в течение семи лет, то с таким народом можно идти даже на войну.


Учитель сказал:

– В древности люди учились, чтобы совершенствовать себя. Ныне же учатся, чтобы хвастаться перед другими.


Конфуций сказал:

– Высший – тот, кто обладает знаниями с рождения. За ним следует тот, кто приобретает знания благодаря учению. Следующий за ним – тот, кто начал обучение, лишь столкнувшись с трудностями. Того же, кто, даже столкнувшись с трудностями, все равно не желает обучаться, народ причисляет к низшим.


Учитель сказал:

– Только высшее знание и высшая глупость пребывают неизменными.


Цзы-чжан сказал:

– Если ученый муж при виде опасности жертвует жизнью, при виде корысти думает о справедливости, при жертвоприношении думает о благоговении и проникается печалью во время траура, – то этого довольно.


Цзы-ся сказал:

– О том, кто ежедневно старается узнать то, чего он не знал, и ежемесячно вспоминает то, чему научился, можно сказать, что он любит учиться.


Цзы-ся сказал:

– В многоучении и непреклонной воле, неотступном вопрошании и тщательном размышлении есть также и человеколюбие.

Отвергнутый и гонимый

Учитель сказал:

– Ужасно я опустился и давно уже не вижу во сне Чжоу-гуна.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука