Конфуций сказал:
– Чай – он глуп, Шэнь – туп, Ши – лицемерен, а Ю – неотесан.
Когда Жань-цзы возвратился из дворца правителя, Учитель спросил:
– Почему так поздно?
Жань-цзы отвечал:
– Были государственные дела.
На это Учитель возразил:
– Вероятно, это было частное дело, потому что если бы были государственные дела, то я бы знал о них, несмотря на то что я не на службе.
Юань-жан сидел на корточках, как варвар, поджидая Конфуция.
Учитель сказал:
– Кто в юности не отличался послушанием и братскою любовью, возмужав, не сделал ничего замечательного, кто состарился и не унимается, – тот ведет себя, как разбойник (то есть человек, вредный для общества). – И при этом ударил его палкою по лодыжке.
Книга 3
Чань-буддийские притчи
Предисловие
У многих моих соотечественников, имеющих о дальневосточной ветви буддизма, увы, весьма поверхностное представление, само сочетание слов «чаньские и дзенские притчи», возможно, вызовет недоумение. Действительно, разве могут существовать письменно зафиксированные назидательные истории в традиции, нарочито отвергающей любые писания и ставящей во главу угла мгновенное просветление, достигаемое лишь за счет непосредственной передачи истины, как говорится, из уст в уста или от сердца к сердцу?! Причем для каждого искателя наставники чань и дзен, как мы знаем, находят собственное средство выражения невыразимой в принципе сути; это может быть какой-то жест, часто непочтительный, или вопль, а то и затрещина. В европейском представлении, экстравагантность чаньских (дзенских) учителей сделалась неотъемлемой чертой самого учения, так же как, предположим, икона в обрамлении горящих свечей для христианской веры.
Между тем чань-дзен как и вообще буддизм – доктрина весьма практичная, возможно, даже еще более практичная, нежели прочие буддийские ответвления.