Большая кража

– Попрошу вас озвучить названия этих компаний и сказать, как долго вы были директором – о-о, черт возьми! – Схватив свой слуховой аппарат, Фицзер выдернул его из уха, и Майкл услышал громкий пронзительный звук, исходивший из штуковины. С минуту повозившись с ней, Фицзер пробубнил: – Черт побери! – и засунул аппарат в карман.

– Проблемы? – спросил Майкл; Фицзер не ответил, тогда Майкл, улыбнувшись, произнес громче: – Есть проблемы?

– Батарейка села. Извините, ее должно было хватить еще на день, но… – Он пожал плечами. – Я практически глухой без аппарата. Самодельное взрывное устройство в Афганистане… Придется положиться на эту штуку. И возможно, просить вас повторять один или два раза. – Он поднял брови. Майкл развел руками, как бы говоря: ну что тут поделаешь? Фицзер кивнул. – Простите за доставленное неудобство. Продолжим?

Фицзер сразу включился в разговор, выспрашивая имена, даты и подробности, задавая Майклу все более сложные вопросы относительно Элмора Фитча и его корпоративных маневров и побуждая Майкла давать более пространные и подробные ответы. Фицзер был умелым следователем, но по временам резким, даже агрессивным. Имея слабый слух, он просил Майкла повторять ответы больше чем «один или два раза», как обещал. И по мере того как вопросы становились более агрессивными, а просьба повторить ответ звучала чаще, Майкл стал ловить себя на том, что теряет терпение. Когда Фицзер спросил об одном из самых неприглядных принудительных слияний Элмора, Майкл готов был сорваться.

– Что вы посоветовали мистеру Фитчу по поводу этого слияния как адвокат? – спросил Фицзер.

– Я посоветовал ему выйти из сделки, – стиснув зубы, ответил Майкл.

– Что сделать? – склонив голову набок, повторил вопрос Фицзер.

– Выйти. Из. Сделки, – чуть не рыча, сказал Майкл.

Фицзер покачал головой:

– Простите?

– Выйти! – прокричал Майкл. – Я сказал ему: выйти! из сделки!

– А-а. Понятно, – промычал Фицзер.

Взглянув на ноутбук, он приступил к следующей серии вопросов. Он продолжал давить, подгонять, подходя к предмету с разных углов, так что, помимо всего остального, Майкл не мог уразуметь, какую цель преследует Фицзер. Это было похоже на умышленное запутывание, и хотя Майкл, будучи сам юристом, восхищался техникой, он никак не мог догадаться, чего добивается Фицзер.

И после двадцати минут допроса Майкл так и не понял этого и был очень рад, когда Фицзер удалился.

Когда за следователем КЦББ закрылась дверь, Майкл глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Взглянув на настенные часы, он выругался:

– Черт!

Оставалось полтора часа до отъезда в аэропорт, откуда он должен был лететь в Цюрих. Поэтому он выкинул Фицзера вместе с КЦББ из головы, открыл папку и вернулся к работе.

* * *

Следователи КЦББ не передвигаются паркуром. Поэтому я возвращался в Уильямсберг на поезде. Всю дорогу мне пришлось стоять, держась за ремешок, словно я просто обычный старый мудак в костюме. Я позволил придуркам толкать меня и наступать мне на ноги, потому что именно это сделал бы человек, носящий такой костюм. И как это ни смешно, я особенно не возражал. Поскольку последний подготовительный этап был пройден и я готов к Главному Событию. Или, во всяком случае, я готовился к тому, чтобы быть готовым. Итак, когда я вернулся в свою захудалую комнатушку, то сразу приступил к этому.

Члены клуба «Сьерра» любят говорить: не оставляй после себя ничего, кроме следов. Для меня это недостаточно хорошо. Следы несут на себе ДНК. Так что если я оставлю следы, то меня поимеют и я – покойник. Поэтому Четвертое Правило Райли гласит: не оставляй после себя ничего. Приберись после себя, как если бы от этого зависела твоя жизнь, потому что она и в самом деле зависит.

Я не возражаю. Я с детских лет занимался уборкой. Пока моя мама не начала разваливаться на части, она была фанатиком чистоты. Она подметала, вытирала все тряпкой, оттирала, а заодно учила и меня таким вещам. Я слушался, я все освоил. Не потому, что меня так уж заботила чистота, а потому что она заботила маму. Я скреб полы, потому что для нее это было важно.

Мама не была в моей паршивой комнатушке в Уильямсберге. И никогда ее не увидит. Вероятно, она ничего уже больше не увидит. Как бы то ни было, я, стоя на коленях, продолжал скрести пол. Я оттирал каждый дюйм пола хорошей жесткой щеткой, используя сильнейшее чистящее средство. Точно так же, как я уже отмыл стены, дверь, буквально все в этой комнате. Я закончил на двери, чтобы можно было выйти и вынести в проулок ведро. Я выбросил в мусорный контейнер щетку и все приспособления для уборки и вернулся в комнату.

С минуту я постоял в дверном проеме, оглядывая комнату. За исключением одного складного стула, мебели там уже не было. Вешалка с одеждой была сдана на хранение в Джерси-Сити. Я оставил только один костюм. Он был накинут сейчас на спинку стула. Стул я придвинул к двери, на которой висело продолговатое зеркало. Я помыл его тоже, но это мало помогло, поскольку зеркало было обветшавшее, как и сама комната. На полу рядом со стулом стояли небольшой чемодан и черный кожаный кейс «Поло».