В то время как большинство обыкновенных людей с восторгом оказались бы в такой компании, потратили бы десять лет жизни, чтобы принадлежать к этому обществу, быть приглашенными на этот яркий чудесный вечер, Катрина Эберхардт Хобсон, не будучи обыкновенным человеком, определенно не испытывала восторга. У нее не было эйфории от осознания своей заслуженной наследственной принадлежности к обществу этих удивительных людей. На самом деле она дошла уже до той точки, когда в душе желала, чтобы все они вдруг испарились, а она смогла поехать домой, снять дорогие туфли на шпильке, натиравшие ей ноги, и переобуться в не менее дорогие домашние тапочки. Она с радостью отдала бы десять лет жизни, чтобы оказаться в другом месте. Потому что Катрине было скучно. Ужасно, чудовищно, невероятно скучно. Так скучно, что у нее стучало в голове, руки болели от пожатий; так скучно, что сводило рот и зубы от постоянных фальшивых улыбок, саднило горло от сдерживаемых воплей душераздирающей скуки, которую она терпела уже два часа.
Она выпила четыре бокала противного «пино гриджио», и это не помогло от головной боли. Потом целых двадцать ужасных минут она слушала Саманту Перкинс, самую отъявленную сплетницу Нью-Йорка, всегда знавшую непристойные подробности каждой грязной интрижки. Единственным результатом всего этого было то, что Катрина чуточку напилась и в ней нарастало раздражение. К тому же она теперь знала, что седобородый генеральный директор крупного банка завел интрижку с более молодым иностранным инвестором мужского пола. Катрина всей душой стремилась сбежать из бального зала, спастись в своем здравомыслии, своей жизни, но не могла. Ее муж Майкл состоял в совете директоров этого фонда, а поскольку он уехал в Цюрих по делу, Катрине вменялось в обязанность присутствовать здесь и представлять его.
Такое случилось не впервые. Майкл часто уезжал по делам. А когда он бывал дома, она тоже редко его видела. Конечно, он был деловым человеком и весьма важным. Но, выходя за него замуж, Катрина ожидала несколько большего и поневоле ощущала по временам гнетущее разочарование своим браком. И она действительно немного обижалась на него за то, что ей приходится прикрывать его. Но она выросла в очень состоятельной семье, внушавшей ей, что социальные обязательства – часть дела. Помимо основной работы Майкл много сил уделял благотворительности, почти целиком направленной на детей, поэтому она никак не могла найти оправдание своей обиде. По большей части она сохраняла на лице фальшивую улыбку и продолжала выполнять свои обязанности.
– Noblesse oblige[5]
, – прошептала она себе.Просто напоминание о том, что надо соблюдать приличия, – не важно, что отчаянно хочется швырнуть в кого-нибудь надоевшие туфли и выбежать из зала.
Она подумала, а не выпить ли ей еще бокал вина, но отказалась от этой мысли и прилепила на место кривую фальшивую улыбку. Скоро наступит время для отвратительного обеда – теплый вялый салат, на выбор немыслимая рыба, несъедобная говядина или веганское блюдо. А затем череда душераздирающих пылких речей, ставящих своей целью чуть увеличить сумму на чеках. Катрина знала всю программу наизусть. Она выросла в окружении богатства и вышла замуж за человека с еще бо́льшими деньгами, успев за свою жизнь посетить сотни подобных мероприятий – нет, тысячи, – и они почти ничем не отличались друг от друга, за исключением нескольких скучных деталей. Сегодняшний вечер был таким же.
…За исключением одной пустяковой вещи. В этот вечер в программе содержался один интересный момент, удерживающий Катрину в зале, тогда как все ее существо стремилось вернуться в ее старый большой дом: немой аукцион. О-о, разумеется, немые аукционы бывали и прежде. Они проводились на большей части благотворительных мероприятий, и Катрина часто предлагала цену за что-то просто потому, что это было тоже одной из ее обязанностей. Но сегодня… Сегодня какой-то сумасшедший пожертвовал одну вещь, вызвавшую у Катрины дрожь. У нее даже слюнки потекли. Сегодня невероятно удачливая персона предложит цену и выиграет совершенно бесподобную картину Ганса Гофмана.
И Катрина намеревалась стать этой удачливой персоной, даже если ей пришлось бы убить всех присутствующих.
Картина представляла собой фантастический всплеск основных цветов, водоворот жестких форм и неровных кромок. Озаглавлена она была «Ad Astra», «К звездам», и Катрине безумно захотелось повесить ее на стену у себя дома. Поэтому она и стоит здесь с притворной улыбкой, головной болью и натертыми пятками. Она выдержит ехидные истории Саманты, и тошнотворный обед, и изнуряющие речи. И в качестве справедливой награды за все эти нечеловеческие страдания ей будет «Ad Astra», с которой она уедет домой, черт побери!
Наконец после еще четырех разговоров с совершенно неинтересными людьми, о которых она не могла вспомнить две минуты спустя, три раза прозвенел большой серебряный колокольчик, послышался треск в системе громкой связи и прозвучало объявление, которого она ждала:
– Дамы и господа, немой аукцион открывается! Предлагайте свои цены.