Большая кража

– Нет, – покачал головой Рэндалл. – Пока не нашел подходящей. Возможно, потому, что мои стандарты чересчур высоки, – печально произнес он. – Так же как с искусством. Просто не могу примириться с девяноста девятью процентами той мазни, которую выдают в наши дни за искусство.

– Я понимаю, что вы имеете в виду! – воскликнула Катрина, с облегчением оставляя неловкую тему.

Она рассказала ему о выставке, проходившей в прошлом месяце в одной известной галерее в Сохо, – жуткая потеря времени и пространства. Он ответил, что видел нечто подобное в Лондоне, и они расслабились в этой безопасной зоне – просто два любителя искусства, получающие удовольствие от беседы за бокалом вина.

Позже Катрина не могла вспомнить всего, о чем они говорили, помнила только, что это была легкая, несущественная, забавная болтовня. Мало того что он был настоящим знатоком, он умел нравиться, заставить поверить ему – редкое сочетание обаяния и правдоподобия. И Рэндалл был очень забавным. Катрина решила, что этот бесстрастный юмор он перенял в Англии. Он заставлял ее смеяться, чего с ней почти не бывало, – определенно, ее муж редко вызывал у нее даже улыбку.

Когда объявили об обеде, Рэндалл проводил ее к столу для почетных гостей и поблагодарил за чудесный вечер. Его место было в задней части зала, и она с неподдельным сожалением смотрела, как он уходит. И позже, когда долгий чертов обед и бесконечные речи завершились, она, выходя из зала, поискала его глазами. Но разумеется, поскольку он сидел на «дешевых местах», как он их называл, то, должно быть, ушел гораздо раньше Катрины, которой пришлось останавливаться на пару слов с каждой важной персоной, встреченной ею на выходе. Определенно, не было никакой причины, почему он стал бы дожидаться ее, замужнюю женщину. Они полчаса приятно поболтали, вот и все. Катрина поехала домой, в свой внушительный современный дворец, и легла спать в одиночестве.

Но она никак не могла выкинуть Рэндалла Миллера из головы.

Глава 10

Две картины были несложными, как и предполагала Моник. У Раушенберга надо было просто согласовать изображение и цвет копии. У Джаспера Джонса компоновка была проще, поскольку он обычно не работал с такими сложными образами, как Раушенберг, и дело шло гораздо быстрее. Моник сделала обе картины за две недели, и у нее осталось немного свободного времени. Она подумывала о короткой поездке на острова, может быть на Антигуа, или о том, чтобы заняться своими делами, или даже просто поторчать в квартире, смотря телевизор и предаваясь обжорству.

Но ничего из этого особо ее не привлекало. Моник не очень ценила досуг. Ей нужно было заниматься чем-то значительным, выполнять задачу, на которой можно сконцентрироваться. Бездействие вызывало у нее тревогу и раздражительность.

Пару дней она металась по квартире, бесцельно бегала по городу по мелким делам, и от безделья в ней накопилась ненависть к себе и желание громко закричать.

А мысли о Райли и его таинственном задании для нее только все усугубляли. И разумеется, нелепые вещи, которые он говорил о размере вознаграждения, еще больше сводили ее с ума. Десятизначное число? ДЕСЯТИЗНАЧНОЕ? Ради всего святого, неужели он говорил серьезно? И это только ее доля? Нет, абсолютно невозможно! Откуда могли взяться такие бешеные деньги? И как он надеется добраться до них? И что, черт возьми, она станет делать с такой кучей денег?!

Только начав сотрудничать с Райли, Моник обнаружила, что они сходятся в одной важной вещи: ни одного из них деньги не привлекали по-настоящему. О-о, это отличная штука, и хорошо, когда их много. Но деньги не были для каждого главным стимулом. Для каждого из них главным был вызов – то чувство, когда балансируешь на качающейся ветке дерева и срываешь самое спелое яблоко, которое не достать никому другому.

Конечно, Моник понимала, что при таком огромном вознаграждении и риск должен быть огромным. Что бы ни задумал Райли, это должно быть нечто опасное, невозможное, нелепое, что никто другой не посчитал бы выполнимым. То же относилось и к ее участию. Правда, она вряд ли стала бы рисковать своей жизнью. Но определенно элемент риска будет немалый, и она ничего не имеет против. В конце концов, огромные деньги…

Но, боже правый, что ей делать с такими деньжищами?! Посмеиваясь, она подумала, что ей нечего будет надеть на себя, когда она начнет тратить эти деньги! Мысль была абсурдной, но Моник обрадовалась. И она поняла, что это помогло ей решить, чем заняться в свободные дни, пока она окончательно не рехнулась. Почему бы и нет, подумала она. Я заслуживаю чего-то замечательного.