Большая Медведица

— Против вас, Сергей Николаевич, кто не спит по ночам и землю роет, как Вьялов, я ничего против не имею, а на начальников и сильных мира сего — я злой. Сам видишь, что в стране творится, желания разговаривать нет. Тех, кто в мягких креслах сидит и топая ногами кровь людскую льет, я бы повыбрасывал в окна из кабинетов, наверное они высоко сидят, рак от народа так оторвались, а вы им служите, поэтому базара не получится.

— Ну служим мы не сильным мира сего, как ты выразился, а народу. Насчет твоих взглядов на жизнь мы надеюсь еще поспорим, а пока, Олег, давай-ка видик покрутим, правда пока без звука, но по-моему ты и так все поймешь. — Грознов встал и включил видеодвойку.

На экране появился Кунников и две женщины, видимо понятые. Беспристрастный объектив видеокамеры показывал, как опера разгребают опавшие листья и разбирают железобетонный сток грунтовых вод. Потом похоронную процессию и молодую девушку с огромным портретом в руках. Взгляды живого убийцы и погибшего от его руки милиционера встретились.

Ушатов наблюдавший за реакцией арестованного, черкнул на бумажке всего одно слово — «побледнел», — прошел к столу и положил клочок бумажки перед Грозновым.

— Что скажешь, Олег?

— Ничего, Сергей Николаевич.

— Сейчас я воткну еще одну кассету, твой подельник поведает тебе, как вы все это сделали.

— Дело ваше, но имейте в виду, чтобы я не увидел, буду молчать.

— Понятно.

Святого увели на первый этаж и заперли в малюсенькую камеру, без параши, вентиляции и даже без привычного глазка в глухой металлической двери. «Че они меня в тюрьму не уперли?».

В тюрьму его не возвратили потому, что в нее только что завезли Эдьку, а ему предстояло путешествие на другой конец России.

В четвертом часу утра Олега, дремавшего сидя на корточках, разбудил Ушатов, сводил в туалет, позволил умыться и через пять минут пристегнутого наручником к внутренней ручке управленческой «Волжанки», его катили в порт.

— Закуришь? — Грознов протянул Святому сигарету. — извини, ты ведь не куряка, забыл совсем.

— Давай, — прикуренную уже «Магну» взял у него Олег и словно заядлый курильщик, глубоко затянулся.

Николаевич с Ушатовым переглянулись.

— Вот, Сергей Николаевич, любуйся на то, что ты делаешь, — блеснул в темноте салона ровными белыми зубами его заместитель, — не курил ведь человек, зачем предложил?

— Говорю же — забыл, — расстроился похоже Грознов по-настоящему, — Олег, может выбросишь?

Святой молчал и дымил. «…Здравствуй, любимый папа… Березку под окном я поливаю и берегу… Линда большая стала…» — нет, на волю не тянуло.

«ТУ-134» стремительно вспарывая темное небо, набирал высоту.

— Вот так же и ты, Олег, оторвался от реалий жизни и витаешь в облаках.

— Спорить не стану, Сергей Николаевич, может ты и прав. Время у нас есть?

— Навалом.

— Тогда может болтовню мою послушаете.

— Валяй.

Расположились во втором салоне напротив крыла, турбины особо не мешали, но, чтобы лучше слышать и Грознов, и Ушатов немножко склонили головы к сидящему посредине Святому.