Большая Охота Сумрака (СИ)

Сумрак умел переносить боль — каждый воин умел. Но боль разного происхождения и ощущалась тоже по-разному. Так во время схватки можно было не заметить даже тяжелого повреждения, особенно, если доводилось выйти из поединка победителем. А от нанесенных сопротивляющейся дичью или вожделеющей самкой ран можно было даже испытать странное подобие наслаждения. Но совсем иначе воспринимались следы наказания. Когда боль смешивалась с чувством беспомощности и унижения, она становилась в разы сильнее. Прежде Сумрака частенько поколачивал отец — казалось, можно было и привыкнуть… Но юный воин уже в те времена так же, как и теперь, предпочитал десяток ударов когтей Жесткача одному-единственному удару кнута.

Сравнимыми по восприятию были, пожалуй, лишь страдания от травм, полученных каким-нибудь нелепым, недостойным образом. Например, когда Сумрака угораздило как-то поскользнуться на ровном месте и вывихнуть голеностоп. Или, когда он зазевался и, оступившись, рухнул с дерева, сломав при это руку — ох и выл он тогда! И еще, пожалуй, Сезонные спазмы… О, это было просто невыносимо, когда в прошлые годы вся суть юного воина начинала требовать любви, но самец знал, что ему не ответит взаимностью ни одна самка, так как он пока что никто в их придирчивых глазах…

Вот и сейчас Сумрак был фактически никто — лишенный знаков отличия, униженный на глазах всего клана, обвиненный в одном из ужаснейших преступлений… А завтра ему предстояло пасть еще ниже. Отсечение гривы и мрак корабельного «трюма». На долгие месяцы, а, может, и того больше… И потом воинское становление практически с нуля. Многие просто этого не выдерживают, ломаются. Но, наверное, это лучше, чем изгнание из клана. И уж всяко лучше, чем кастрация…

Вышеупомянутый процесс был страшен. На него обрекали самцов, совершивших в брачный период жестокое насилие над самкой или даже ее убийство. К сожалению, случалось, что кое-кого казнили и по несправедливому навету озлобившихся в чем-то женских особей… Нет, это была далеко не принудительная хирургическая операция под наркозом. Вожак просто выводил виновного вот так же перед всеми и наносил два удара в живот при помощи широкого, короткого клинка, еще и проворачивая его особым образом, полностью разрушая таким образом семенники. Если наказуемый выживал после этого, то его участь все равно была незавидна: самец не только терял способность к воспроизводству, но и постепенно лишался основных мужских черт. У кастрата переставали нарастать мышцы, начинал откладываться жир на животе и бедрах, а, если у несчастного после всех этих трансформаций не хватало духу выдвинуться на Последую Охоту, то он заканчивал свои дни настолько жалким существом, что просто думать было противно…

Видимо, сохраняя в себе остатки совести, Желанная не потребовала от Гнева таких мер. Своим поступком она только лишила Сумрака статуса и уважения товарищей, а, следовательно, и возможности обладать гаремом. И, особенно, Грезой. Великая Мать кинула ему злую насмешку, как бы говоря: посиди, подумай, начни путь заново; когда-нибудь ты заслужишь новый статус и получишь законное право на свой гарем. Когда-нибудь, но не теперь. И в чем-то она, возможно, была права… Кто он такой, чтобы разрушать многовековые социальные традиции…

Злился ли он на Желанную? Хотел бы, но не мог. Он слишком был готов к чему-то такому… Просто очень хотел успеть завоевать «Остров» и предотвратить тем самым хотя бы часть нападок. Не успел…

Злился ли он на Гнева? А толку было? Он сам попросился в его клан когда-то. Он знал, что у этого лидера есть свои особенности. Гнев обладал неустойчивым, порывистым характером, за что и получил свое имя. Отлупить он и раньше мог практически ни за что, а здесь… Здесь у Вожака просто не было выбора.

Сумрак по очереди подобрал под себя руки и осторожно приподнялся. Покрывшаяся коркой засохшей крови кожа спины ощущалась как пергамент. От движения разорванных мышц корка надломилась, и стянутые свежим струпом рубцы засаднило с новой силой. Хвала богам и спасибо Тучке, что он не истек полностью, пока тут валялся. Насыщенная хитрыми стабилизирующими соединениями кровь быстро сворачивалась, а раны почти не воспалялись. Тем не менее, похода в медотсек это не отменяло — самостоятельно такие повреждения не затянулись бы. Что ж, до завтрашнего утра у Сумрака было время…

Он встал — пришлось прибегнуть для этого к помощи стены. Из-под левой лопатки неприятно потекла горячая струйка и защекотала израненную поясницу. Сумрак дотащился до стеллажа и вынул с полки чистую ткань; повязав ее на бедра, он вновь направился к выходу. По дороге воин невольно задержался возле трофеев. С горечью и сожалением он легонько провел пальцами по отполированным, выставленным в аккуратном порядке черепам, ощутив их прохладную гладкую поверхность. Здесь было собрано все, что он добыл за время пребывания в клане Гнева. Все, что далось тяжелейшим трудом и было омыто потоками крови. Если Вожак не смягчит приговор, то завтра все это будет просто уничтожено…

Он быстро убрал руку, отвернулся и вышел.