Большая Ордынка

— При чем тут Раскольников? Это же Достоевский. И нечего его путать с современной западнобуржуазной философией. Мы проходили на семинаре, — говорит Ирина. — Не понимают, а лезут в рассуждения.

Они понимают все лучше нас, думаю я.

Мы помогаем Саблину, ворошим сено. Ах как он косит. Один взмах — целая копна. Смотрим на него, как зачарованные. Высокий, легкий, весь слажен для гор, один шаг — километр.

— Кончится покос — возьму вас на охоту.

Пообещал нам, но взял одну Лену. Пришел до рассвета, разбудил ее, и я проснулась.

— Куда вы потащитесь, мадам, вам ведь за нами не угнаться.

Думаю — что же им мешать… Ушли.

Утром Ирина страшно возмутилась и тут же скомандовала Лере собираться в маршрут. Я осталась одна.

Уборка в нашем домике несложная. Но украшение его постоянно рождает в нас дух соревнования.

Кроме дощатого стола и топчанов, у нас ничего нет. Как-то Лера протянула между стен веревку, вытащила из рюкзаков все наши тряпки, развесила их, начала раздумывать: то отойдет в одну сторону, то в другую, смотрит, перевешивает. Потом позвала нас.

— Смотрите, — говорит, — красиво?!

И правда. Платья, брюки, тельняшки, косынки в определенном сочетании цветов и формы вдруг заиграли. Наше жилье сразу преобразилось. Ирина сперва поворчала, а потом сама вошла во вкус и ревностней других теперь участвует в создании новых вариантов. Каждый день наша «наскальная живопись» обновляется.

Саблин оценивает наше творчество, и все мы очень дорожим его похвалой, но ни одна из нас в этом не признается. Как важно женщинам внимание мужчины — вечный источник вдохновения.

…Мой Буланый подошел к ограде, трется мордой. Приношу ему сахар, лижет руку, все понимает. Если долго не еду в маршрут, приходит из лесу, напоминает о себе. Удивительные у него глаза, чем-то похожи на Лерины, особенно когда я рассматриваю ее глаз в лупу.

Я люблю пользоваться лупой, рассматриваю пятна органических веществ на пластинках, самое маленькое увидишь. И вообще можно что-то приблизить и лучше разглядеть. Лерин глаз, например, увеличенный лупой, — целый мир, вселенная, ресницы пульсируют, как галактики.

Девчонки тоже научились у меня. Раз подзывают:

— Смотрите, смотрите! Червяк, дождевой, противный, как голый человек. А в лупу?.. Какой орнамент на нем цветной, как радуга. Сразу другое отношение к нему. Смотрите, весь просвечивает. И работает, как лабораторный супернасос из розового стекла.

Может быть, счастье в уменье увидеть?

Нажарила рыжиков. Потеплело, и они высыпали в неправдоподобном количестве. Дойдешь до саблинской землянки — уже полведра. Жду наших — никого. Прилегла. Вдруг слышу шаги, тихие-тихие. Вышла на крыльцо. Лена стоит. Смотрю и не решаюсь окликнуть… Наваждение. Диана-охотница! Плащ через плечо, в руках голова козули, маленькая, с рожками…

— Что это, неужели убили?

— Да, — шепчет она. — Если бы вы знали, как чудесно!..

Головка козули прекрасна, глаза открыты, как живые.

— Получайте, мадам. Вы, кажется, сегодня за повара… — Саблин вываливает из рюкзака куски мяса. Древний запах крови и дичи.

— Лена — это человек, — говорит он, — настоящий охотник. С этим рождаются.

Лена уселась тут же прямо на земле, устала.

— Саблин, сказал, что сделает мне чучело. Если бы вы знали, как все было! Мы ходили долго, измучились. Решили — ничего. Одни сурки пищат. Саблин говорит — мясо у них сладкое, но принести их как-то неудобно, не та дичь. Идем такие грустные. И вдруг… Он вылетел, вы бы только посмотрели. Козел с такими рогами, — Лена раскидывает руки. — На задние ноги встал, как заревет: бум-ах, бум-ах… Саблин выстрелил, а его уже нет. И вдруг козочка остановилась и ни с места. Саблин — раз! — и наповал…

— Придется вам обмывать охоту, мадам, — вид у него сияющий, и он уходит, шагая, как всегда, легко, будто не прикасаясь к земле.

— Ах, если бы вы знали, как все было чудесно! Саблин нес меня на руках через Аравшан. Меня еще никто не носил.

— Все у тебя впереди.

— Правда?

— Да, да, правда. Он уже в пути, твой суженый. Он шагает легко и мужественно…

— Как Саблин? — Ленка улыбается, такая счастливая в неповторимом своем девичьем ожидании.

Неповторимость, она ведь в каждом чувстве. Но вот как удержать, сохранить? Не сама ли я во всем виновата, защищая свою независимость?

Ночью они будят меня — Лера и Лена.

— Мадам, мадам, идемте с нами. Будем ночевать на сене. Нет, нет, сегодня не холодно, чудная ночь. Саблин зовет. Мы ни разу не спали на улице, ведь скоро уезжать.

Забираем спальные мешки и тащимся к стогам. Тепло, гремит Аравшан. Небо хрустально. Снеговые вершины мерцают белым светом. Длинные стальные ели Тянь-Шаня, как ракеты, устремились ввысь, готовые к бомбардировке звезд.

Саблин задремал, посапывает. Вглядываюсь в небо, в снега, слушаю Аравшан, вкушаю ароматы ночи и сена.

Они думают, что я сплю, шепчутся между собой. А я не могу уснуть.

Начались сборы. Уезжаем. Уже никого не привлекает красота окружающего, восторги поистрачены. Все только и стонут:

— Домой, домой!

Ждут писем. Около двух месяцев мы не спускались с гор. А я ничего не жду. Но может быть, счастье в том, чтобы ничего не ждать?