— «Сообщение красного следопыта А. Помазанцева», — прочитал Воронок.
Читать дальше ему помешал энергичный и обидчивый Ваня Родин, начальник штаба красных следопытов зоны. Протиснувшись к Воронку, он, не скрывая гнева, крикнул:
— Почему не нам? Почему сразу на совет отряда?
Но Воронок не слушал его. Пробежав глазами то, что было написано дальше, он вдруг встал, смахнул со лба рыжий чуб и голосом, не допускающим возражения, сказал:
— Ввиду чрезвычайных обстоятельств заседание штаба переносится. Ивану Родину, Михаилу Онуфриеву и Геннадию Юровцу остаться. Всем остальным — выйти.
— А я? — спросил «Леша. — Мне тоже?
— Да, мы тебя вызовем, — сказал Воронок, ожидая, когда пионеры разойдутся.
А те не торопились. Глаза у них горели любопытством. В зоне любили тайны. И ребятам до смерти хотелось знать, что заставило председателя перенести заседание совета? Но Воронок был непроницаем, и они, потоптавшись, стали расходиться, бросая любопытные взгляды на Лешу Помазанцева: неужели ему удалось совершить нечто такое, что отведет от него беду, и присвоение прозвища «дедушкин внучек» не состоится?
Леша вышел последним и стремглав помчался домой. Ведь он еще не рассказал дедушке о гибели одноухого.
Пусть бежит. Вернемся в штаб зоны пионерского действия и посмотрим, что там происходит.
— Читай, — сказал Воронок и протянул Мишке-толстому «Сообщение красного следопыта А. Помазанцева».
Мишка-толстый взял, взглянул на бумажку, разинул рот и… не произнес ни слова. Так и сидел, разинув от удивления рот, пока Воронок не треснул его кулаком по спине, подумав, что Мишка-толстый, чего доброго, языком подавился.
Мишка-толстый ойкнул. Но это не был крик боли. Это был крик удивления.
— А я… — начал он, выпучив на ребят круглые глаза, — я… это… уже видел.
— Где? — в один голос спросили трое.
— Не знаю… — сказал Мишка-толстый и осекся.
— Видел, а не знаешь где? — насел на него Воронок.
— Знать-то знаю, — задумчиво проговорил Мишка-толстый, — да не знаю, могу ли я, имею право…
Генка Юровец засуетился.
— Можешь… Честное пионерское, можешь… — набросился он на Мишку-толстого. — Ну? Скажи. Не стесняйся, светик. Здесь же свои.
Но Мишка-толстый молчал как убитый. Ваня обиделся, и лицо у него стало плаксивым. Такого недоверия он от своего следопыта не ожидал.
— Значит, не скажешь? — с угрозой проговорил Воронок.
— Нет, — надулся Мишка-толстый, — это государственная тайна.
Сперва все онемели, потом покатились со смеху: Мишка-толстый и государственная тайна!
Мишка-толстый сидел, как изваянный. Ни один мускул не дрогнул у него на лице. Пусть посмеются, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Потом он подошел к телефону и снял трубку. Набрал номер и спросил:
— Это милиция?
Трое, как по команде, перестали хихикать.
— Мне капитана Терехова. Товарищ капитан? Говорит Мишка-толстый. Какой Толстый? Да нет, это у меня прозвище такое. Говорит Михаил Онуфриев, ну, просто Миша. Тогда еще на Снежке… Утопленник этот… А, не забывали… У меня новости. Какие? Ну, по этому делу. Немедленно приезжать? А я не один, нас… Всем приезжать? Есть!
Мишка-толстый, положив трубку, приосанился и сказал опешившим ребятам:
— Нас всех вызывают в милицию.
Капитан Терехов, лысый, с полоской волос на голове, которую забыло скосить время, первым принял Мишку-толстого. Узнав, в чем дело, вызвал остальных. Усадил всех четырех за стол и разложил два листа бумаги — один тетрадочный, Лешин, который они принесли с собой, второй папиросный, который они видели впервые.
Воронка бросило в жар. Еще там, в штабе, лишь взглянув на «Сообщение красного следопыта А. Помазанцева», он заподозрил неладное. В нем приводились данные о работе Зарецкого железнодорожного узла за одни сутки: сколько поездов прошло, когда, в каком направлении, с чем… Вполне возможно, что Леша сам «сунулся в воду, не спросясь броду», решив, по незнанию, собирать сведения, которые являются секретом государства, а может, его кто-нибудь туда сунул… Воронок хотел посоветоваться на этот счет с товарищами и не успел. Мишка-толстый перехватил инициативу, и вот он, Воронок, с удивлением рассматривает то, что написано на Лешином, тетрадном, и на другом, папиросном, листах бумаги. А написано на них одно и то же: «7.6.050.Ю. Н.54, 7.6.140.С. Н. 28, 7.6.220. С. М. 23, 7.6. 300. Ю.19, 7.6.400. С.Л. 16, 7.6.430. Ю.4.24… 7.6.2120.С.Н. 21…» и т. д. На одном, Лешином, эти цифры и буквы расшифровывались как число, месяц, час и минуты, сторона света, груз: У — уголь, Н — нефть, М — машины, Л — люди, на другом, папиросном, расшифровки нет.
Капитан Терехов взял его в руки и сказал:
— Секретные сведения экономического характера. Это мы нашли в пистолетном патрончике, а патрончик нашел ваш товарищ Мишка. Мишка… — капитан пощелкал пальцами, вспоминая, — да Мишка-круглый, что ли?
— Толстый! — прыснул Генка Юровец, но капитан строго посмотрел на него, и Генка Юровец осекся.
— Прозвище, я бы сказал, не совсем достойное пионера, — продолжал Терехов, — но оставим его на вашей совести.