Большая починка

Но разве только это умел Нир Тваз? Он все мог, все умел, кроме одного — драться. Любой первоклассник мог запросто поколотить его, не рискуя получить сдачи. Но если ты думаешь, что это от недостатка силы или храбрости, то очень ошибаешься. Однажды, когда четвертый класс «Б» гулял в зоологическом парке, из клетки вырвался молодой лев и напал на учеников. И что же? Нир Тваз схватил льва за гриву и держал, пока все не попрятались. Потом загнал льва в клетку и закрыл ее на засов.

Вот каким удивительным мальчиком был Нир Тваз. Его любила вся школа, а больше всех старый учитель Добряков, потому что он один верил в его историю.

Однажды Нир Тваз не пришел в класс. Это очень огорчило старого учителя Добрякова, и он решил после уроков навестить своего ученика. Но, странное дело, оказалось, что ни он сам, ни завуч, ни директор и никто из учеников не знают адреса. Поискали в школьных списках — и что же? Не только адреса, фамилии и той не нашли. Как же он попал в школу?

На это мог ответить один старый учитель Добряков. Но он молчал. Ему бы все равно никто не поверил. «Мальчик из будущего, ну не смешно ли?»

Вот и вся история. Ты спросишь, куда девался мальчик по имени Нир Тваз? Не знаю. И никто не знает. Никто, кроме старого учителя Добрякова.

В тот день, когда Нир Тваз не пришел в школу, в городской больнице был спасен умирающий мальчик. Ему пересадили чужое сердце. Чье? Неизвестно. Другой мальчик, который пожертвовал свое сердце умирающему, сразу исчез. Единственное, что запомнил врач, это то, что у него было два сердца. Так вот, узнав эту новость, старый учитель Добряков сказал мне по секрету, что мальчик с двойным сердцем был никем иным, как Нир Твазом. Честно говоря, я до сих пор не знаю, верить мне в это или нет? А ты что скажешь?

ВЕСЕЛЫЕ РАССКАЗЫ

АЗБУКА НЕМЫХ

Мой друг Павка любил читать вслух. Это, говорил он, развивает голос. Усаживался на лавочке, раскрывал книгу и, устремив вдаль задумчивый взгляд, тихонько начинал:

— «Чуден Днепр…»

Пауза. Павка лихорадочно шарит глазами по книге, ища потерянные строки, и, найдя их, радостно вопит:

— «При тихой погоде…»

— Ой! — спохватывается Машка-плакса. — Меня мама заругает. Я еще не почайпила…

И уходит.

Павка, прервав чтение, испытующе смотрит на оставшихся. Я — верный друг Славка — весь внимание. Но длинный Витя как на иголках. Злится, что не догадался сбежать раньше Маши. А сразу после Маши уйти стесняется.

Павка раздувается, как индюк, собираясь потрясти нас красотами гоголевского Днепра и… выпускает воздух вхолостую, ничего не сказав. Коварный Витя покидает нашу и без того немногочисленную аудиторию.

И мы остаемся вдвоем: я и Павкин пес Малютка. Впрочем, Павке наплевать. Он никогда не гонится за количеством. Были бы его слушатели внимательны. А уж нашей внимательности может позавидовать египетский сфинкс. Мы — сама неподвижность. И лишь слегка вздрагиваем, когда Павка ликующе повышает или угрожающе понижает голос. Однако грозного в чтении мало, и Павка больше ликует. Он забирает все выше, выше и вдруг: «У-э-а, у-э-а, у-э-уу», два голоса — собачий, Малютки, и человеческий, Павки, — сливаются в один нечленораздельный вой.

Павка воспринимает это как насмешку и, прервав чтение, сердито замахивается на пса. Малютка обиженно поджимает хвост и, глядя на Павку печальными глазами, горько усмехается. Он не ожидал от хозяина такой неблагодарности.

Поскулив, пес уходит, и я остаюсь один.

Павка переворачивает страницу и разевает рот.

Я с тоской смотрю вслед удаляющемуся псу.

Вдруг меня осенило. Я поднял руку.

— Чего тебе? — буркнул Павка, недовольный тем, что ему помешали развивать голос.

— Я думаю… — начал я.

Павка насторожился. Думать в нашей компании было его привилегией. И я рисковал дружбой, беря на себя роль «мыслителя».

— Ну и что? — продолжал Павка голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Что, что? — тянул я.

— Что ты выдумал? — вышел из себя Павка.

— А так, ничего, — сказал я.

Мой ответ, видимо, успокоил Павку, и он дружелюбно поинтересовался:

— А думал о чем?

— О том, как это звучит на другом языке.

— Что… это? — спросил Павка.

— Ну, это: «Чуден Днепр при тихой погоде»?

— А-а, — протянул Павка и тут же поинтересовался: — А на каком?

— На языке немых, — сказал я.

Павка посмотрел на меня, как на ненормального.

— На языке немых, — пробормотал он. — На языке немых…

Я ликовал. Все! Павка попался. «Развитие голоса» больше мне не угрожает. Я знал, чем теперь увлечется мой друг.

Павка подозрительно покосился по сторонам и подошел ко мне.

— Знаешь что, — таинственно прошептал он, — изучим азбуку немых и… Улавливаешь?

— Что… улавливаю? — с той же таинственностью, шепотом, спросил я.

— Мою мысль? — сказал Павка.

Его мысль! Как это вам нравится? Но я пикнуть не посмел, чтобы отстоять свое авторство. Что с воза упало, то Павкиным стало, Единственное, что я мог сделать, это позлить Павку.

— Не, — сказал я, — не улавливаю.

— Ну как же, — вскипел Павка, — выучим азбуку немых и…

Я решил больше не испытывать терпения своего друга.

— И, — подхватил я, — «Чуден Днепр…»