Большая починка

Я открыл дверь и вошел. В сарае было светло, как под решетом. Потому что из всех щелей било солнце.

За столом сидел мой друг Павка, а на столе петух. Один из них молчал, а другой кукарекал. Я просто обалдел, услышав это кукареканье. Потому что кукарекал не петух, а мой друг Павка.

— Эй, — сказал я, — ты чего?

— Тише, — Павка погрозил мне пальцем и голосом молодого барашка проблеял, — ке-ке-ре-ке…

Петух испуганно отпрянул в сторону, но какая-то сила тут же притянула его обратно.

— Не уйдет, — радостно засмеялся Павка, теребя рыжую челку, и, удостоив меня вниманием, добавил: — Он у меня на резинке.

— А зачем ты его?.. — начал я.

— Чего? — перебил меня Павка, и слово «мучаешь» не посмело слететь у меня с губ. Я всегда боялся обидеть своего друга.

— Зачем ты его, — продолжал я, — развлекаешь?

— Не развлекаю, — сказал Павка, — а вызываю на разговор.

У меня отпала нижняя челюсть.

— Вызываешь ку-ку-да? — заикаясь, спросил я.

— Не куда, а на что, — вразумил меня Павка. — На разговор. Теперь понял?

— Теперь меньше, чем раньше, — сказал я.

Павка смерил меня насмешливым взглядом.

— Ты всегда такой бестолковый, да? Ему русским языком, а он… На вот, читай. — И Павка сунул мне под нос пионерскую газету.

— «…Пока изучены лишь некоторые формы поведения животных, — вслух прочитал я. — Но эти работы показывают, что нет абсолютной пропасти между умом животных и человека».

— Нет пропасти, понял? — торжествовал мой друг Павка. — Читай дальше. Нет, я сам. — И, выхватив у меня из рук газету, Павка продолжал: — Вот: «Пчела считает до трех». Мало? Слушай дальше: «Немецкий ученый О. Келлер обучил ворона Якова счету». Ай да Яков!

— Якоб, — поправил я, — там напечатано: обучил Якоба.

Дурак, кого хотел поймать на слове! Хитрец Павка тут же нашелся:

— Якоб это по-немецки. В переводе — Яков. Считает как, а?

— Как? — спросил я.

— Как? — мой друг завел глаза. — До тысячи, вот как!

— Там этого не написано, — сказал я.

— А чего писать? И так всем ясно. Кроме некоторых, — съязвил Павка по моему адресу, но тут же забыл о нанесенной обиде и, обняв брыкающегося петуха, подобревшим голосом спросил: — Ты думаешь, это кто, а?

— Петух, — фыркнул я.

— А еще? — спросил Павка.

— Сто раз петух, — сказал я.

— Балда, — сказал Павка.

— Петух балда? — удивился я.

— Ты балда, — сказал Павка, — а петух… Петух — это… это, — торжественно сказал он, — будущее светило математической мысли. Научим его и…

— И? — спросил я.

— И на рыбалку, — ликовал Павка. — А петя за уроки. Задачки решать. По математике.

— А по русскому? — с надеждой спросил я.

— По какому еще русскому? — наморщился Павка.

— По русскому письменному, — сказал я. — Переписать и расставить знаки препинания.

— Чем? — холодно спросил Павка.

— Чего… чем? — не понял я.

— Чем он будет расставлять эти… как их… знаки запинания? — заорал Павка.

Я разозлился и заорал в тон Павке:

— А чем он будет задачи решать?

— Карканьем, — сказал Павка, — как ворон Яков!

— Петух не каркает, — сказал я, — петух кукарекает.

— А мы его переучим, — сказал Павка, — каркать будет. Он подумает, что по-другому нельзя и… Кар-рр!

Петух поднял голову и насторожился.

— Кар-рр! — поддержал я Павку.

— Кар-рр… Кар-рр… Кар-рр! — заорал Павка.

— Кар-рр… Кар-рр… Кар-рр! — завопил я.

И петух не выдержал, взмахнул крыльями и затрубил так, что мы чуть не оглохли:

«Ку-ка-ре-ку!!!»

Дверь распахнулась, и в сарай, путаясь в длинной юбке, вошла Павкина бабка. В руках у нее сверкал топор.

— Где он? — мужским голосом спросила бабка.

Я на всякий случай спрятался за Павку. Мало кого она имела в виду? Может, меня. Я сам слышал, как она раз уверяла Павкину мать, что дружба со Славкой, то есть со мной, не доведет ее сына до добра.

— Где он? — повторила бабка, наступая на Павку.

— А, он… — не представляя, о ком идет речь, воскликнул Павка. — А его здесь не было.

— Как не было? — затрубила бабка. — А петух? Петух днем кричал, стало быть, хоря увидел.

— А, хоря, — как родному, обрадовался Павка. — Хоря мы погнали. Я и вот он, Славка. Мы на него как… — Павка сжал кулаки. — А он от нас как… и улетел.

— Чего? — опешила бабка. — Хорь-то?

Надо было выручать друга.

— Улизнул, — сказал я. — Павка хотел сказать, улизнул.

— Да, — сказал Павка, — я хотел…

Бабка подозрительно покосилась на нас и, уходя, вдруг закричала женским голосом:

— Куря, куря, куря…

И что удивительно, наш петух, гордая птица, будущее светило математической мысли, тотчас отозвался на эту унизительную кличку и, радостно кокоча, сиганул со стола вслед за бабкой. Павка едва успел отцепить резинку.

Опыты по ликвидации пропасти между умом животных и человека пришлось отложить.

…В честь ворона Якоба мы решили назвать своего петуха Яковом.

— Яков, Яков, Яков! — закричал Павка, встретив петуха на следующий день.

Петух и гребнем не повел.

— Куря, куря, куря, — закричал я, подражая Павкиной бабке, и петух, гордая птица, со всех лап бросился на мой зов.

Мы заманили Курю в старую баню и стали снова обучать его вороньему языку.

— Кар-рр! — надрывался Павка.

— Кар-рр! — выходил из себя я.

«Ко-ко-ко!» — кокотал Куря.

«Хо-хо-хо», — слышалось нам с Павкой.