Да, картина делалась с исключительной тщательностью. К каждой детали.
И тут Амелия увидела это. Поднявшись и пройдя между скамьями, она подошла ближе. Вот же оно.
— Разве не должно тебя пожрать пламя? — проговорила Рут ей вслед.
Амелия придвинулась прямо к витражу и уставилась на одного из мальчиков. На того, что с револьвером. Из его кожаной сумки, там, где была сломана пряжка, торчал уголок бумаги.
Амелия наклонилась еще ближе, и рассмотрела три сосны. И снеговика.
Глава 21
— Срань Господня! — воскликнула Мирна, отойдя от витража.
— Следите за языком, — сделал ей замечание Жак.
— Она же сказала «Господня», — заметила Рут. — Ты разве не слышал?
Мирна сделала еще один шаг назад. А Клара склонилась ближе, чтобы лучше рассмотреть.
Рут отправила Амелию за Кларой, Мирной и Рейн-Мари, как только разглядела, что у мальчика в походной сумке.
— Карта, — прошептала Рейн-Мари, сменившая Клару у окна.
Теперь они сидели все вместе и изучали копию карты, вынутую Натэниелом из рюкзака.
— Зачем карта солдату? — спросила Рейн-Мари, её дыхание затуманило витраж и стеклянного мальчишку. — Ну ладно, карта Франции или Бельгии. Вими или Фландрии. Карта поля битвы, например. Но Три Сосны никогда не были полем битвы.
— Ты просто никогда не обращала внимания, — сказала Клара.
Она снова поднялась и подошла вплотную к витражу.
— Я всегда любовалась этим фрагментом, но ни разу не рассматривала его близко.
— А кто они? — поинтересовалась Хуэйфэнь. — Перечень имен снизу такой длинный. Их имена тоже тут?
Она кивком головы указала на надпись под витражом:
«Это были наши дети».
А потом перечень имен. Никаких званий. Только имена. В смерти все равны.
— Этьен Адаир. Тэдди Адамс. Марк Болье. — Дрожащий голос Рут заполнил крохотную часовню. Но когда они обернулись, то увидели, что старая поэтесса не читает. Она смотрит прямо перед собой, на алтарь. Повторяет имена по памяти:
— Фред Дегани. Стюарт Девис.
— Ты всех помнишь? — спросила Мирна.
— Кажется помню, — ответила Рут.
Она посмотрела на окно, на надпись, на мальчиков, имена которых помнила наизусть.
— Я предполагала, что на витраже сборный образ, — сказала Мирна. — Всех, кого мы потеряли на войне. Я и не думала, что это конкретные деревенские мальчишки. Теперь даже интересно.
— Кто они? — спросила Рейн-Мари.
— Вот это кто? — Клара показала на центральную фигуру витража.
— У него револьвер, хотя у остальных мальчиков только ружья. Почему так? — спросила Рейн-Мари.
— Думаю, револьверы у офицеров, — предположила Мирна.
— Но он не может быть офицером, — сказала Хуэйфэнь. — Он же ещё ребенок. Наш ровесник. Может и младше. Как если бы, скажем, он — она махнула в сторону Натэниела — стал бы шефом-инспектором. Это смешно.
— Однажды, может, и стану, — тихо проговорил Натэниел, никто его не услышал.
— Совсем не смешно, особенно если выбирать не из кого — все остальные мертвы, — сказала Мирна. — Произвели в чин прямо на поле боя.
— Но вопрос в том, зачем она ему? — настаивала Клара, показывая на уголок карты, точащий из походной сумки.
Они уставились на копию карты. Несмотря на то, что это была фотокопия, всем были отлично видны пятна от влаги и бурые разводы. Решили, что это следы долгого пребывания карты в стенах.
Хотя, возможно, бурые пятна это совсем не грязь.
— Но это же невероятно! — сказал Арман в трубку мобильного, и, поймав на себе взгляды сидящих в зале заседаний, изобразил на лице извинительное выражение.
В зал заседаний были доставлены напитки и сэндвичи из белого хлеба с круглой горбушкой из пекарни POM Bakery.
Ел их только Жан-Ги. Этот сжует и посуду — подумал Гамаш — особенно если никто на него не смотрит.
— Уверены, что это та же самая карта? — он выслушал ответ. — Снеговик. Ага.
И Бовуар, и Лакост, и Желина расслышали последние слова Гамаша. Тому позвонили, когда шёл опрос оставшихся представителей факультета.
Профессор Шарпантье сидел, сложив руки на колени. Полный самообладания. Если не считать пота, стекающего с него ручьями. Он насквозь промок. Лицо стало настолько мокрым, что блестело, и Жан-Ги опасался, что парень умрет от обезвоживания.
— Воды?
Он наполнил водой из кувшина стакан и протянул его профессору, но тот отрицательно покачал головой.
Даже сейчас профессор отвечал односложно. Не потому, надо отметить, что он старался что-то скрыть. Наоборот, те несколько сырых слогов, которые им удалось выжать из него, говорили о его острой готовности помочь.
Видел ли он что-нибудь?
Профессор отрицательно мотнул головой.
Слышал ли он что-либо?
Профессор ещё раз мотнул головой.
Хорошо ли он знал Сержа ЛеДюка?
Он снова мотнул головой.
— Что он преподает? — шепотом поинтересовался заместитель комиссара Желина у Бовуара, пока Гамаш говорил по телефону. — Его досье пустое.
Он показал на лежащую перед ним открытую папку.
— Он тактик, — ответил Бовуар. — Его нанял коммандер Гамаш. У него звание профессора, но преподает он лишь одну дисциплину. Современную тактику в выпускных классах.
— Ему бы преподавать водные виды спорта.