— Может быть, — сказал Жак. — Но мы нигде не нашли упоминаний об Энтони Тюркотте. Ни единой записи.
— Есть упоминание в Энциклопедии Канады, — сказала Амелия, в её голосе Гамаш впервые со дня знакомства расслышал нетерпение. Она протянула ксерокопию Лакост.
—
— Стропила-для-Кровли? — в унисон проговорили остальные офицеры.
— Что они сказали? — спросила Рут.
— Боюсь, я не разобрал, — ответил Габри. — Звучало как стропила для кровли.
— О, да, я их знаю, — сказла Рут. — Это в нескольких километрах дальше по дороге.
— Конечно, — сказал Габри. — Сразу рядом с Асфальтовой Черепицей.
— Не обращай внимания, — заявил Оливье. — Ему просто нравится произносить «асфальтовый».
— Никогда о таком не слышала, — Клара повернулась к Мирне и Рейн-Мари, обе отрицательно покачали головами.
— Да потому что только старые англо до сих пор называют их Стропилами-для-Кровли, — объяснила Рут. — Комиссия по топонимике сменила название давным-давно на
— Богоматерь-в-Страдании? — переспросила Мирна. — Шутишь? Кому надо так называть деревню?
— Страдание, — проговорила Рейн-Мари. — Или может быть Печаль.
Богоматерь-в-Печали.
Не намного лучше.
— Господи, — вздохнул Габри. — Только представьте туристические буклеты?
— Стропила-для-Кровли? — переспросил Бовуар. — Кому пришло в голову так назвать деревню?
— Очевидно, Энтони Тюркотту, — ответила Хуэйфэнь. — Единственная и величайшая его ошибка при присвоении имен этой местности.
Она объяснила.
— Вы уже побывали там? — спросил Гамаш.
Наступило молчание, никто из кадетов не хотел говорить первым.
— Парень из департамента по топонимике сказал, что деревня давно вымерла, — наконец заговорила Хуэйфэнь.
— Может всё же стоило поехать туда, — сказала Лакост. — Хотя бы просто взглянуть своими глазами.
-Взглянуть на что? — спросил Жак, и удостоился одного из её уничижительных взглядов.
— Мы же не знаем, правильно? Разве не это есть повод для расследования? Выяснить.
Амелия согласно кивнула, словно услышала древнее мудрое изречение.
— Если Тюркотт изготовил её для сына, — Гамаш дотронулся до края карты, — значит, фамилия солдата тоже должна быть Тюркотт.
— И в этом следующая трудность, — созналась Хуэйфэнь. — В списке имен мемориала нет фамилии Тюркотт.
— Может, он выжил, — сказал Натэниел. После стольких часов рассматривания солдата на витраже, Натэниел обрёл к нему особую симпатию. Мальчик, конечно же, мёртв. Но, возможно, умер он в преклонных летах и в собственной постели.
— Вы думаете так же? — спросила Амелия, обращаясь к шефу-инспектору Лакост.
— А ты? — спросила её Лакост.
Амелия медленно покачала головой.
— Кто бы он ни был, домой он не вернулся.
— Почему ты так думаешь?
— Его лицо, — объяснила Амелия. — Тот, у кого такое выражение лица, выжить не смог бы.
— А что, если его никогда не существовало? Он может быть собирательным образом всех молодых мужчин, убитых на войне, — высказал мнение Бовуар.
— Витражная версия Неизвестного солдата? — сказал Гамаш и задумался. — Сделано как память обо всех пострадавших. Возможно. Но он кажется таким настоящим. Таким живым. Мне кажется, что он когда-то существовал. Пусть и недолго.
— А сейчас они о чём? — снова спросила Рут.
— О солдатике на витраже, — ответила Рейн-Мари. — Они полагают, что его фамилия могла быть Тюркотт.
Рут отрицательно потрясла головой.
— Сэн-Сир, Суси, Тёрнер. Нет на стене никакого Тюркотта.
— Она где-то здесь, — сказал Гамаш. — Одна из фамилий должна принадлежать мальчику.
И снова Хуэйфэнь открыла на айфоне фотографию списка имен мемориала.
Все склонились к экрану и стали читать. Словно неизвестный солдатик должен был подсказать им собственное имя.
— Это где-то тут, — сказала Рут. — Может, не Тюркотт, но один из них. Этьен Эдер, Тедди Адамс, Марк Болье…
Они были нашими детьми, вспомнил Жан-Ги.
— Берт Маршалл, Денис Перрон, Гидди Пуарер…
— Нам нужно переговорить с каждым из вас, — сообщил Желина. — Наедине. Начнем, пожалуй, с вас.
Он обращался к Амелии.
— Джо Валуа, Норм Валуа, Пьер Валуа.
Они слушали Рут. Одно дело читать имена, вырезанные на дереве, другое дело — слышать, как их произносят. Голос старой поэтессы звучал как набат. Они искали одного единственного мальчика, искали в списке мёртвых.
— Тут есть отдельная комната, — сказал Гамаш, вместе с остальными поднимаясь на ноги.
—
— Простите? — переспросил Гамаш.
— Мы можем вести это дело сами.
— Уверен, что можете, но я бы желал присутствовать, когда вы станете опрашивать кадетов.
Студенты, Лакост и Бовуар переводили взгляды с Гамаша на Желину, пока те пялились друг на друга. Каждый с любезным выражением на застывшем лице.
— Я настаиваю, — сказал Гамаш.
— На каком основании?
—