Большая семья

— Да хоть и на своих на двоих. Чай, не старик еще. — Недочет хитро подмигнул Ульяне. — Я б тебе подал карету, да таковой у нас, сам знаешь, нету…

Недочет всем нашел работу. Жизнь снова забила ключом в этом дружном и большом семействе. Вечером колхозники возвращались с поля. Их встречали звонкие крики детворы:

— На сходку, граждане!

— Недочет сходку затеял! Всем приказал быть!

— На собрание к землянке деда Макара!

— Недочет кличет на сходку, товарищи!

Недочет слышал призывы ребят и довольно улыбался. Рядом спокойно шумела река, и на душе тоже становилось спокойнее. Одно только смущало: не знал он, как открывать и вести собрание. Хотел было посоветоваться с Денисом Скворцовым, но секретарь комсомола как сквозь землю провалился.

Люди заполняли площадь, на которой курчавилась молодая зеленая травка. Многие сворачивали сюда, не заходя домой. Они рассаживались группами и тотчас заводили разговор о войне, которая уже была далеко, где-то в Европе, о мужьях и сыновьях, которые победно шли по чужой земле, на своих знаменах неся освобождение человечеству, о колхозном хозяйстве, которое надо скорее восстанавливать, о весеннем севе и о многих важных делах, тревоживших крестьянское сердце. На Недочета поглядывали с надеждой, обращались к нему почтительно, с уважением.

Когда площадь была сплошь заполнена народом, Недочет поднялся, снял картуз.

— Граждане-товарищи! — сказал он. — Просим к порядку! Объявляем наше колхозное собрание открытым.

На площади стало тихо — только рядом чуть шумела река. Сотни глаз уставились на Недочета. И Недочет смешался. Сразу вылетели из головы слова, которые он тщательно придумал заранее. Старик беспомощно оглянулся, прося поддержки, и встретился глазами с Ульяной. Она ласково смотрела на него, как бы подбадривая. Прежняя уверенность вернулась к нему. Это же свои, родные и близкие люди. Чего ж их смущаться?

— Вот что, товарищи дорогие! — снова заговорил Недочет. — Война, как вы сами знаете, далеко бушует. Не за горами наша окончательная победа. Советский Союз полностью освобожден от захватчиков. Мы, наш колхоз, свободно обсуждаем общественные вопросы, свободно делаем свои дела. Никто нам ничего не скажет, никто не воспрепятствует. Вот что я хотел вам сказать, товарищи колхозники! И за все это мы должны сказать наше крестьянское спасибо нашим сынам, мужьям и братьям, что бьются с немцем, нашей Красной Армии и в первую голову — нашему дорогому товарищу Сталину! — Он окинул людей взглядом и продолжал окрепшим голосом: — Вот и собрал я вас, чтобы посоветоваться: а не пора ли нам порядок в своем доме наводить? Как вы думаете, товарищи? Работа у нас уже начинается. Вон женщины убирали сорняки, нынче землю копать начали. Петр Степаныч с ребятами кузню строит, полушубок свой на мехи запорол. — Он разыскал глазами кузнеца и поклонился ему. — Благодарность тебе, Петр Степаныч, от всех нас.

Колхозники оглянулись на кузнеца, который низко опустил голову. Зато Дарья Филимоновна выпрямилась и победоносно посмотрела вокруг.

— Вот, стало быть, об этом речь, — продолжал Недочет. — Теперь же Терентий Данилыч паром делает, чтоб с тем берегом регулярно связь заиметь, пока мост новый не построим. Ребята вон, Прошка и Митька, тоже делом занимаются. Прошка со своими молодцами железо в деревне собирает: части разные от плугов и веялок, болты да гайки — что в хозяйстве пригодится. Митька с хлопцами своими учет инструменту всякому навел.

Прохор подморгнул Дмитрию и горделиво выпятил свою тощую грудь.

— Что еще сказать вам, товарищи? — рассуждал Недочет. — Был я на полях. Все осмотрел сам. Дела наши пока что незавидные. Пшеничка, можно сказать, ничего, приличная, но сорняк забивает. К тому же подкормка требуется. И большая подкормка. Навоз и золу собирать придется, вон с того берега…

— А как таскать золу будешь? — прервала его Евдокия Быланина. — Она, зола-то, вон где, за речкой, а посевы аж там. — Евдокия махнула рукой вправо. — Как таскать будешь, интересно знать?

— На пароме придется пока что, — не совсем уверенно ответил Недочет.

— На пароме! — передразнила Евдокия. — А до берега как? В карман или в мотню себе насыпешь и понесешь?

— Чего в карман? — вступилась Марья Акимовна Медведева, пожилая и скромная женщина. — Мешками надо.

— А мешки где взять? — огрызнулась Евдокия. — Где они валяются, укажи.

— Как-нибудь раздобудем, — сказала Марья Акимовна. — Я два дам.

— Ты дашь, а у меня нету, — не унималась Евдокия. — Как тогда быть.

— А ты юбку у пояса перевяжешь — и получай мешок! — крикнул кто-то звонким голосом.

Кругом дружно засмеялись.

— А сама голяком?! — Евдокия повернулась назад. — Вас, губошлепов, пугать?

— Ну, нас не испугаешь, — возразил все тот же ребячий голос. — Мы не из робкого десятка…

Взрыв хохота опять прокатился по площадке.

— Можно тачки поделать, — сказала Марья Акимовна, когда шум утих. — Что уж, мы такие беспомощные, что ли?

Люди зашумели, заговорили о золе, о переправе, о мешках и тачках, которых когда-то было достаточно, о том, что каждую мелочь нужно заводить сызнова.