Большая семья

— Об этом я и хочу говорить, — ответил Арсей. — Дело в том, что там нашего влияния не чувствуется. Нашего, комсомольского… В связи с этим я хочу поставить вопрос о росте нашего комсомола. Как коммунист и комсомолец, я считаю этот рост совершенно недостаточным. Нас всего четырнадцать комсомольцев. Четырнадцать на всю Зеленую Балку! Разве это нормально, позвольте спросить? Разве у нас нет среди молодежи достойных быть комсомольцами? Есть у нас желающие вступить в комсомол или нет, Денис?

— Не знаю, — ответил Денис. — Мне неизвестно.

— А я скажу: есть. Но все дело в том, что мы, подобно нашему секретарю, не знаем точно. А это, конечно, никому из нас не делает чести.

— В моем звене, — сказала Вера, — две девушки, Варя и Соня, говорили со мной об этом.

— О чем? — спросила Надя Бережнова.

— О комсомоле. Они хотели бы вступить. Но спрашивают, что они будут делать в комсомоле.

— А ты что сказала?

— Я сказала, что обязанность комсомольца — хорошо работать, быть передовым.

— А они?

— А они мне: «Это, — говорят, — мы и без комсомола сможем — хорошо работать».

— Да… — сказал Григорий Обухов. — Интересно.

— Они говорят, — продолжала Вера, — если б в комсомоле можно было чему-нибудь учиться, — тогда бы с охотой записались. А так…

— Почему же у нас ничего этого нету? — спросила Зина Медведева.

Комсомольцы заговорили все разом.

Вера, водворив тишину, предложила: поручить комитету выработать план работы с молодежью и представить на обсуждение следующего комсомольского собрания. Предложение было принято.

В этот момент вошел Недочет.

— Извиняюсь, у вас какая-нибудь «тайная вечеря»? — спросил он, снимая шапку.

— Комсомольское собрание, — ответил Денис.

— В таком разе, прошу простить. — Недочет попятился к двери. — Не знал. На огонек потянуло.

— Садись, Иван Иваныч, — сказал Арсей. — У нас ничего тайного нет.

Антон взял старика под руку и усадил рядом с собой.

— Сроду не бывал на комсомольском собрании, — признался Недочет и обратился к Вере Обуховой: — Ты, что ли, Вера, тут за председателя?

— Я, Иван Иваныч, — ответила Вера.

— А скажи, пожалуйста, курить-нюхать у вас можно?

— Курить нельзя, — сказала Вера, — а нюхать можно, я думаю.

Ребята засмеялись, потянувшись к табакерке Недочета. Через минуту послышалось чихание, сопровождаемое сдержанным смехом.

— Иван Иваныч, — обратился Арсей к Недочету, — разреши тебя поздравить.

— Это с чем же?

— С награждением орденом Красной Звезды.

Старик вскочил, уронив табакерку.

— Ты что, шутки шутишь, Арсей Васильич?

— Я не шучу, Иван Иваныч. Президиум Верховного Совета СССР наградил тебя за боевые заслуги орденом Красной Звезды. Вот слушай. — Арсей развернул газету. — Вот тут сказано: Недочета Ивана Иваныча. Вот, смотри. На, читай!

Недочет нашел свою фамилию, перечитал раз, другой, потом оглянулся направо, налево, посмотрел на Арсея, на Дениса, Антона.

— Правда… — сказал он сразу охрипшим голосом.

— Правда, Иван Иваныч! — кричали комсомольцы. — Поздравляем!..

— От души и от всего сердца!..

Недочет еще раз прочитал свою фамилию, повертел газету, посмотрел на число и, обратившись к Антону, сказал:

— А ну-ка, Антоша, ущипни.

Антон, под общий хохот, слегка дернул Недочета за бороду.

— Чувствую, — радостно сказал Недочет. — Значит, не сон. Значит, правда.

Он обнимал и поздравлял своих боевых товарищей, всех перецеловал и притих. Он сидел смирно, переживал свое счастье. Он видел перед глазами боевой орден и себя, орденоносного Недочета, идущего по улице, под перекрестными восхищенными взглядами односельчан.

Голос Веры оторвал его от размышлений.

— Иван Иваныч! — сказала она. — Вот тут Антон подал заявление. Просит рекомендовать его в кандидаты партии. Мы все уже высказались. Может быть, ты что-либо скажешь?

Недочет повернулся к Антону.

— Это ты, Антон, хочешь вступить в партию? — спросил он, строго глядя комсомольцу в лицо.

— Да, Иван Иваныч, — ответил Антон, чувствуя смущение от пристального взгляда старика. — Большое желание имею.

Недочет внимательно оглядел Антона, как бы говоря: «А ну-ка, посмотрим, чист ли ты, нет ли на тебе каких-нибудь пятен», и обратился к Вере Обуховой:

— Что ж, Антона мы все знаем. А я — с самых пеленок. Он рос на моих глазах. До войны работал хорошо, прямо скажу — примерным человеком был. Воевал в партизанах храбро. Да об этом что говорить? Об этом говорит орден Красной Звезды… Все это очень хорошо. Человек он достойный. Но все же я имею замечание. Есть у него срывы… Все вы помните историю с трактором. Заснул на тракторе.

— Да я четыре дня и четыре ночи работал, Иван Иваныч! — сказал Антон.

Вера постучала карандашом по столу.

— Не мешай, когда тебя критикуют, — строго предупредила она и кивнула головой Недочету. — Продолжай, Иван Иваныч.

Недочет даже не взглянул на Антона.

— Заснуть на тракторе — что это? Что это, я спрашиваю? Описка, как это бывает, скажем, у Куторги в бухгалтерии? Нет, это не описка, товарищи комсомольцы. Это позор!.. — Недочет произнес это слово громко, как будто камнем бросил.

Комсомольцы молчали.

Недочет подошел к столу, выпрямился и тоном прокурора продолжал: