Большая семья

— Все сели? — крикнул он и, увидев утвердительный кивок Арсея, успокоился. «Мать честная! — подумал он. — И куда только люди едут?..»

Поезд дрогнул и плавно отошел от станции. На перроне одиноко стоял дежурный.

Пассажиры постепенно рассаживались, и в вагоне становилось свободнее. Недочет настойчиво протискивался в середину вагона. Там он остановился, вытер рукавом пот со лба. Потом, прищурившись, стал осматривать пассажиров. Взгляд его остановился на худенькой беловолосой девушке, занимавшей среднюю полку. Девушка лежала, положив руку под голову. Встретившись с глазами Недочета, она покраснела.

— Хотите, дедушка, я уступлю вам место? — обратилась она к нему.

Недочет по-старинному поклонился.

— Спасибо, касатка! Дай бог тебе хорошего жениха!

Девушка рассмеялась и проворно спрыгнула на пол.

— У меня он уже есть! Такой, что лучше и не надо.

— Воюет?

— Воевал, а теперь в академии учится.

Поезд шел быстро. Колеса постукивали на стыках рельсов. Вагон скрипел, плавно покачиваясь. Недочет положил на полку сумку.

— И хорошо воевал? — ласково спросил он девушку.

— Неплохо. Двадцать пять «Мессершмиттов» и «Юнкерсов» сбил.

— Ого! — с восхищением воскликнул Недочет. — Небось, Красную Звезду дали?

Девушка присела на краешек лавки, рядом с женщиной в синем берете, и все тем же задорным тоном ответила:

— Дали, дедушка, две звезды дали! И Красную и Золотую.

Недочет взобрался на полку, снял сапоги, положил сумку под голову.

— Герой, значит? А где учится-то? — продолжал он расспрашивать девушку.

— В Москве.

— А ты к нему едешь?

— К нему. Свидание в Москве назначили…

Девушка снова рассмеялась. Ее смех разбудил пассажиров. Они заговорили о войне, которая близилась к концу, о Москве, где чуть ли не каждый день гремели салюты в честь доблестной Красной Армий.

Недочет расчесал гребенкой бороду и закрыл глаза.

«Ишь, дьявол, как трясет… будто верхом на старой кобыле едешь…» — думал он, погружаясь в дремоту.

Арсей и Ульяна устроились в конце вагона. День прошел в разговорах с пассажирами, в дремотном нудном томлении. Вечером, после какой-то узловой станции, на которой сошло много пассажиров, Арсей и Ульяна вышли в тамбур.

— Ты что такая? — спросил Арсей, которому хотелось откровенно поговорить с Ульяной.

— Какая — такая?

— Ну, как сказать… Грустная… недовольная… похудела. Что с тобой?

Ульяна ответила не сразу. Она посмотрела в открытую дверь — на темную в сумерках, необозримую степь, расстилавшуюся до горизонта.

— Думаю… — сказала она, не отрывая взгляда от простора полей. — Все думаю…

— О чем же ты думаешь?

Ульяна опять помолчала. Арсей посмотрел ей в лицо, стараясь прочитать ее мысли.

— О чем же ты думаешь? — снова спросил он, так и не дождавшись ответа. — Можно узнать?

Ульяна вскинула на него большие темные глаза, и Арсей увидел в них тревожный огонек.

— Беспокоюсь, — сказала Ульяна. — Вдруг не сдержу слово, которое дала товарищу Сталину?

— Что-о? — Арсей схватил Ульяну за руки, сжал их. — Что ты говоришь? Откуда у тебя такие мысли, Ульяна? Что с тобой происходит?

— Мне что-то не по себе. — Голос Ульяны прозвучал грустно.

Поезд ворвался в расщелину: мелкая пыль вместе с дымом закружилась в тамбуре. Арсей притянул к себе Ульяну, стараясь защитить ее от едкой пыли. Ульяна покорно подалась, коснулась его плечом. Через минуту поезд снова выскочил на простор темневшего поля, и Ульяна осторожно высвободилась из рук Арсея.

— Это у тебя все оттого, Ульяна, — горячо сказал Арсей, — что ты не решишься разорвать узел…

Она остановила его нетерпеливым движением руки:

— Я пойду… мне холодно…

Она ушла в вагон, поправляя платок на голове.

Арсей остался в тамбуре, закурил. В дверь врывался прохладный вечерний ветерок, освежал голову. Арсей думал об Ульяне. Вспоминалась сходка накануне: колхозники подписывали письмо товарищу Сталину. За столом сидели Потапов, Арсей и Марья Акимовна Медведева. Люди выступали горячо, взволнованно говорили о своих обязательствах, вызывали друг друга на соревнование.

К столу подошла Евдокия Быланина. Она пробежала бойким взглядом зеленоватых глаз по рядам колхозников и сказала:

— Запишите: даю слово нашему дорогому и любимому товарищу Сталину собрать в этом году сто двадцать пудов пшеницы с гектара — не менее! И вызываю на соревнование звено Веры Обуховой и Ульяны Куторги.

Невестка глянула на Арсея и, как ему показалось, вызывающе подмигнула. За ней выступила Вера и заявила, что принимает вызов Евдокии и тоже обещает товарищу Сталину собрать на участке своего звена не менее ста двадцати пудов пшеницы с гектара.

Очередь была за Ульяной. Все посмотрели в дальний угол, где она сидела. Только Куторга еще ниже склонился над протокольной книгой.

— Ульяна Петровна, — сказал Арсей, который был председателем сходки, — твое слово.

Ульяна поднялась с места и зарделась, как школьница на первом и трудном экзамене.

— Я не знаю… — тихо сказала она. — Дайте подумать… посчитать…

— А ты, что ж, до сих пор не считала? — бросил кто-то из дальнего ряда. — Вслепую, что ли, работаешь?