Большая семья

Арсей на велосипеде, который он купил в Лысогорске, возвращаясь из Москвы домой, ездил по полям из конца в конец, приводя людей в изумление способностью поспевать везде и всюду. Дома он теперь был совсем редким гостем. Прасковья Григорьевна почти не видела сына. Да она, по правде сказать, и сама была увлечена работой. Постоянно окруженная малышами, старуха оживилась и как бы помолодела. Она старалась заменить сиротам мать. Об Арсее мало-помалу переставала беспокоиться: он жив, здоров, много и хорошо работает, люди о нем говорят с уважением и благодарностью — что еще нужно сердцу матери? Радовали письма младшего сына, Тихона, который сулил в скором времени вернуться с чужбины на родину.

— Слава богу, жив остался! Уцелел мой соколик…

С Евдокией Арсей виделся чаще. Невестка работала в поле, с утра до вечера находилась на своем участке. Ее звено раньше других справилось с севом и как передовое было отмечено правлением колхоза. Это наполняло Евдокию гордостью.

К деверю Евдокия относилась теперь подчеркнуто сурово. Она упрекала его, что он больше внимания уделяет звену Ульяны и редко бывает в ее звене.

— Мы будто падчерицы у тебя, товарищ председатель, — говорила она. — Ты у нас, как солнышко в непогодь.

— Да на что я тебе? — шутливо возражал Арсей. — Ты вон и без меня не хуже других управляешься.

— И управлюсь! — с вызовом отвечала Евдокия. — Ты, что ж, думал, что только ты и свет в окне?.. Не об этом хлопоты. Уж чересчур заметно, кому председатель предпочтение оказывает.

Намеки не нравились Арсею. Он хмурился, досадовал.

— Ты уж давай начистоту, — однажды сказал он невестке. — Нечего в прятки играть.

Было тепло. На поле, где рос подсолнух, женщины мотыгами вырубали сорняк.

Евдокия вытерла головным платком лицо и предложила Арсею посидеть.

— Отдохнем, деверечек, трошки, — сказала она с легкой усмешкой в голосе. — Я нынче уже четвертый рядок заканчиваю.

Они сели друг против друга.

— Молва по деревне идет, — сказала Евдокия, весело глядя в глаза Арсею, — будто бы один храбрый молодчик жену у мужа отбил.

— Ну знаешь!.. — сказал Арсей обиженно. — Если ты хочешь говорить серьезно, так, пожалуйста, давай без этих самых… И вообще… Пора бы тебе подумать о своем характере.

— Что, что? — вспыхнула Евдокия.

— Характер у тебя дурацкий — вот что! Грубишь, поддеваешь, смеешься над людьми. А полагается и на себя хоть изредка поглядывать.

Евдокия сощурила глаза, внезапно ставшие злыми, скулы ее показались Арсею более выпуклыми, чем всегда.

— Не знаю, чем это я провинилась, — сказала Евдокия с показным смирением наклоняя голову. — А только про меня никто ничего дурного не скажет. Я хоть и вдова, женщина свободная, а хвостом не треплю перед мужиками, как некоторые другие при мужьях собственных. Вот что, Арсей Васильич!

— Это пустой разговор, а мне некогда, — нетерпеливо сказал Арсей. — Говори, что ты хотела сказать?

— Если некогда, можешь отправляться, — со злостью сказала Евдокия. — Я тебе добра желаю, как родному, а ты на рожон лезешь. — Евдокия расправила кружевные оборки на кофточке. — Люди говорят, что ты неспроста днюешь и ночуешь на поле Ульяны. Говорят, из-за тебя у нее разлад с Демьяном.

— Кто говорит?

— Все. У тебя одного уши заложило.

— Ну, знаешь!..

— Постой, не кипятись, — строго остановила его Евдокия. — Критику не уважаешь.

— Одно дело — критика, другое — брехня, извини, пожалуйста.

— Там, где брехня, там правда — соседка… Все одно не мешает прислушиваться. И ко всем одинаково, по справедливости относиться. Не отдавать одной предпочтение.

Арсей встал. Евдокия тоже поднялась, отряхнула, юбку.

— Благодарю за нравоучение, — сказал Арсей сдержанно. — Но, откровенно сказать, в лекциях таких не нуждаюсь, не мальчишка. К тому ж вины за собой не чувствую никакой. Ясно?.. Ко всем одинаково относился, так будет и впредь. А ты, чем сплетни повторять, подумала бы, какая у нее земля. У нее косогор, и земля хуже, чем, например, у тебя.

— Смерть причину найдет, — сказала Евдокия. — А только думать и тебе не мешает. И, советую, подумай прежде о том, что я сказала. Пока не поздно…

Разговор оставил в душе Арсея неприятный осадок. Все же Арсей поймал себя на том, что действительно больше, чем в каком-нибудь другом, бывал в звене Ульяны. И, должно быть, это давало повод злым языкам распускать слухи.

Погруженный в постоянные заботы о хозяйстве, он скоро выбросил из головы разговор с Евдокией. Он считал себя честным человеком и был убежден, что болтовня рано или поздно смолкнет. Правда, к Ульяне на участок он заглядывал реже — она теперь и без него справлялась. Появились более важные дела, которые требовали постоянного внимания.

Однажды Арсей осматривал сруб школы, уже подведенный под стропила, и неожиданно столкнулся с Дарьей Филимоновной. Мать Ульяны продолжала работать при школе и была незаменимой помощницей Нине Семеновне. Сейчас она собирала щепки, складывая их себе в подол, и была чем-то заметно озабочена.

Она подошла к Арсею, вежливо поздоровалась.

— Посиди со мной, Арсей Васильич. Давно тебя не видела.

Они сели на бревно.