Большая семья

Григорий и Прохор в ожидании ужина решили выкупаться. Они разделись в кустах и одновременно бросились в воду. Ребята долго пробыли под водой, соревнуясь, кто вытерпит дольше. Первым выплыл Григорий. Отфыркавшись, он осмотрелся по сторонам. Прохора не было. Григорию показалось, что он находился под водой неимоверно долго. Не увидев брата на поверхности, Григорий забеспокоился. Волнение увеличивалось с каждым мгновением. Раз… два… три… Еще секунда, и он закричит, будет звать на помощь. Но в эту самую секунду в двух шагах от Григория показалась мокрая, но попрежнему вихрастая голова Прохора.

— Ах ты, чертенок! — радостно закричал Григорий и поплыл к брату. — Я тебе сейчас уши оборву!..

Братья плавали наперегонки, и над спокойной речной гладью раздавались их молодые веселые голоса. Анна Сергеевна ласково смотрела на детей и тихо шептала:

— Милые вы мои детки… Скоро отец приедет… Посмотрит — и не узнает. Скажет: какие большие выросли!..

Через несколько минут семья была в сборе. Когда все уселись вокруг костра, Анна Сергеевна достала письмо:

— Вот, дети, отец прислал.

Она передала Вере конверт:

— Прочти, дочка.

Григорий подбросил в огонь сухих веток. Яркое пламя, обняв черный котелок, взметнулось вверх, рассыпало мелкие искорки. Бережно распечатав конверт, Вера достала из него лист бумаги, исписанный твердым крупным почерком, и прочла первые слова, которыми неизменно начиналось каждое отцовское письмо:

— «Здравствуйте, мои родные жена и дети!»

Всегда при чтении писем от мужа у Анны Сергеевны на глаза навертывались слезы. И сейчас, услышав дорогие сердцу слова, мягко произнесенные старшей дочерью, она почувствовала, как крупная слеза скользнула по щеке.

Вера читала медленно, ровным голосом. Все замерли, боясь пропустить хотя бы одно слово. В огне потрескивали сухие ветки, в котелке бурлила вода. Отец поздравлял родных с победой. Он писал из Берлина. Батарея, в которой служил недавно произведенный гвардии старшина Обухов Алексей Павлович, отличилась в бою за Берлин и была отмечена в приказе товарища Сталина. Командование наградило Обухова орденом Славы первой степени.

Вера оторвалась от письма, посмотрела на мать, на братьев, на маленьких сестер.

— Слышите, отец еще один орден получил!

— Дай ему господь здоровья за хорошую службу, — сказала Анна Сергеевна, вытирая глаза.

— Как хочется посмотреть на него! — мечтательно проговорила Вера, устремив взгляд поверх огня. — Какой он, должно быть, красивый с орденами на груди!

Все посмотрели на Веру. Лицо ее, бледное, худое, в отблесках огня, казалось, сияло каким-то внутренним светом. Вся семья была мыслями там, в разрушенном и поверженном Берлине, где в эти минуты отец, наверное, думал о них.

Вера снова принялась за чтение. Отец писал, что очень скучает и надеется на скорую встречу. В заключение отец передавал односельчанам приветы и пожелания доброго здоровья и счастья.

Вера положила письмо в конверт и передала матери. Анна Сергеевна хранила фронтовые письма мужа. В котелке кипела вода. У берега перекликались лягушки. Где-то надрывно мычал теленок.

— Я хочу видеть папу, — сказала Полинька. — Почему папа не едет домой?

Вера обняла сестренку, порывисто прижала к себе и сказала, гладя ее по курчавой головке:

— Скоро приедет папа, Полинька, скоро мы увидим нашего дорогого отца…

Анна Сергеевна сняла ложкой накипь, попробовала кулеш и бросила в котелок щепотку соли.

— Слава богу, кончилась эта проклятая война! — сказала Анна Сергеевна. — Проучили-таки поганых фашистов наши советские люди. И поделом. Будут знать, как соваться в Россию!

Григорий и Прохор молчали. Они думали о войне, которая так и закончилась без их участия. Осенью Григорий собирался поступить в морскую школу и про себя считал оставшиеся дни. Они тянулись невозможно медленно. Чего бы только, кажется, он не сделал, лишь бы ускорить приближение желанной осени! Он спал и во сне видел себя одетым в форму. Но сон обрывался, и сердце снова ныло от ожидания.

Закат потух. В высоком чистом небе одна за другой загорались звезды. Анна Сергеевна сняла котелок, разломила ломоть черного, черствого хлеба на несколько кусков:

— Ешьте, дети…

В стороне послышались шаги. К огню подошли Арсей и Терентий Толкунов.

— Хлеб-соль! — сказал Арсей.

— Милости просим, — ответила Анна Сергеевна и подвинулась, чтобы дать гостям место.

Арсей и Терентий сели у костра.

— С нами вечерять, — пригласила Анна Сергеевна. — Чем богаты, тем и рады.

— Спасибо, — ответил Арсей. — Я уже вечерял. Может, Терентий Данилыч голоден?

Терентий тоже отказался.

— А наш папа орденом награжден! — похвалилась Маня и в смущении спряталась за спину матери.

— Ну-у? — воскликнул Арсей. — Ты правду говоришь, стрекоза?

— Честное ленинское! — поклялась девочка. — Вот хоть мамку спросите.

— Правда, Арсей Васильич! — подтвердила Анна Сергеевна. — Вот только что письмо читали. Третий орден. Да еще какую-то степень пожаловали.

Григорий усмехнулся, отложил ложку и попросил у Терентия кисет. А Прохор строго, с укоризной глянув на мать, поправил: