Большая скука

Через четверть часа я уже у «Тиволи», но не со стороны главного входа, а с задней стороны парка. У главного входа на бульваре всегда большое оживление, а любая новая случайность означала бы для меня полный провал. По другую же сторону улица совсем пуста, что вполне объяснимо, ибо она проходит между каменными оградами двух парков – Скульптурной галереи и «Тиволи». Машину ставлю в заранее выбранном месте. Это небольшая площадка между высоким подстриженным кустарником, служащая автомобильной стоянкой, совершенно пустая, так как в это время никакого концерта нет. Место очень удобное, машины со стороны улицы не видно, и я могу, взобравшись на ее крышу, спокойно перелезть через ограду и прыгнуть в кустарник, относящийся уже к естественному декоративному ансамблю «Тиволи».

В этом углу парка совершенно безлюдно по той простой причине, что никаких аттракционов здесь нет. Так что совсем незаметно я выхожу из кустарника на покрытую галькой аллею и направляюсь к ближайшему павильону. И вот я снова в мире развлечений, где, если верить словам Сеймура, люди преимущественно скучают. Мне лично на скуку отведено полчаса, и я решаю посвятить это время богу азартных игр, так как упомянутый павильон полон рулеток-автоматов. В парке еще светло, чего не скажешь об этом заведении, особенно если иметь в виду угол, где я устраиваюсь. Гирлянды красных и желтых лампочек скорее освещают вход, но не зал павильона, и я, никем не смущаемый, в уютном полумраке просаживаю горсть монет, предназначенных для борьбы с этим мифическим зверем – скукой.

Семь часов, человек в немодной кепке и с синей сумкой стоит на своем обычном месте у входа в «Тиволи». Я подхожу к нему сзади и, поравнявшись с ним, почти касаюсь его боком, что-то у него спрашиваю, показывая план Копенгагена. На мой ничего не значащий вопрос он дает такой-же ответ, делая вид, что указывает какое-то место на плане.

– Я положил вам в карман конвертик и билет на самолет, – тихо говорю человеку в кепке. – Конвертик переправьте немедленно, а билет оформите на завтра, на вторую половину дня и оставьте в справочном. Все.

– У меня тоже все, – отвечает человек, бессмысленно шаря пальцем по плану.

И мы расстаемся. Часом позже я здороваюсь за руку с Уильямом и усаживаюсь рядом с ним за столик перед кафе на Городской площади.

– Вы обзавелись машиной, а ходите пешком? – замечает Сеймур, предлагая мне сигарету.

– Я ее оставил в ста метрах отсюда.

Потом добавляю:

– Ваши люди исправно докладывают вам.

– Да, не могу пожаловаться.

И, поскольку кельнер уже повис над нами, американец спрашивает:

– Что будете пить?

– Банальное виски.

– Почему «банальное»? Принесите нам два «Джон Крейби» восьмилетней выдержки, – говорит Уильям официанту.

– Восьмилетнего вам нальют из той же бутылки… – бросаю я, когда кельнер удалился. – Только плата будет другая.

– И ваше настроение! – добавляет Сеймур.

– Мне бы не мешало несколько поднять настроение, особенно после истязаний ваших преследователей.

– Затасканные приемы, – пожимает плечами Уильям. – Я даже не предполагал, что подобные вещи могут как-то действовать на вас.

– В сущности, они на меня не действуют. Но то, что они подосланы лично вами… человеком, который уверял, что полностью мне доверяет…

– Доверие в нашем деле, как вы знаете, имеет известные границы, – напоминает мне собеседник.

И, так как я не реагирую на его слова, он продолжает:

– Впрочем, я вам благодарен, что вы подняли этот вопрос. Пользуясь случаем, могу объявить вам, что наблюдение за вами снято. Получив последний «доклад», как вы изволили выразиться, я тут же расформировал группу.

– Восстанавливаете доверие?

– Нет. Устанавливаю факты.

– Устанавливаете факты?

– Вот именно. К этой затее пришлось прибегнуть с единственной целью: установить, будете ли вы пытаться выйти из-под наблюдения. Вы сделали такую попытку. И одного этого факта для меня вполне достаточно. Нет даже необходимости устанавливать, чем вы занимались в последние часы. Ясно, не правда ли?

Кивнув в ответ на его слова, я машинально поднимаю только что поставленный передо мною бокал. Сеймур определенно намекает на то, что я исчез, чтобы получить от кого-то инструкции. Разумеется, не в моих интересах убеждать его, что моей целью было не получить инструкции, а кое-что передать. Восьмилетний «Джон Крейби»… Возможно, и восьмилетний, но что из этого? Пьянством мне своего противника до банкротства не довести, будь виски даже столетним. Сейчас гораздо важнее то, что снята блокада, если это действительно так.

– Как вам нравится виски? – спрашивает Сеймур, сунув в угол рта сигарету.

– Что-то в нем есть общее с моим пребыванием в этом городе. На первый взгляд – ничего особенного, а на деле – грозит коварными последствиями.

– Вы, я вижу, делаетесь бОльшим пессимистом, чем я, – усмехается Сеймур. – Не так все мрачно, как вам кажется. Даже наоборот.

И неожиданно меняет тему разговора:

– Вы и квартиру новую сняли?

– Да.

– Насколько мне известно, вы в тот же день показали ее Грейс?

– Да. Надеюсь, вас это не задело?