Сыновья генерала Гурьянова должны были служить Родине. После восьмого класса школы братья пошли в Суворовское училище. Потом Костя поступил на факультет западных языков военного иняза, но по окончании вдруг взбрыкнул, сумел уволиться из армии по здоровью и пошел работать во Внешторг – уже тогда любил красиво пожить. С перестройкой двинул в бизнес. Никита же поступил в Высшую школу КГБ и надел на четыре года военную форму со связистскими (для конспирации) эмблемами на черных петлицах. По распределению попал в седьмое управление – службу наружного наблюдения. Для выпускника с красным дипломом – не ахти какое достижение.
Работа оказалась даже чересчур живая. Топтали за валютными ворами, за казнокрадами, за сотрудниками резидентур из московских посольств. Запомнилось, как брали агента ЦРУ и сплоховали оперативники второго Главного управления КГБ – задерживаемый успел проглотить ампулу с ядом.
Через два года работы в «наружке» Гурьянову сделали предложение, от которого невозможно отказаться.
На спокойного, неторопливого, но преображавшегося на ринге и превращавшегося в необычайно эффективную боевую машину Никиту Гурьянова кадровик отряда «Буран» обратил внимание еще тогда, когда тот был на четвертом курсе ВШК. Никита идеально подходил на роль сотрудника оперативно-боевого отдела «Бурана». У него был необычайно устойчивый тип нервной системы. Прекрасное знание двух иностранных языков, красный диплом, отменные боевые качества. И верность делу, которому присягал. Выбирали на эту службу лучших. Гурьянов был как раз самым лучшим. За ним присматривали. И однажды решили – парень подходит.
– Да, наверное, Лена была права, – задумчиво произнесла Вика, глядя на Никиту. – Вы из тех людей, которые могут все. Но…
– Но не имеют «Инфинити», счета в банке и виллы на Гавайях, – сказал грустно Гурьянов.
Вика ничего не ответила. Обвела глазами комнату и кивнула на гитару:
– Ваша?
– Нет. У меня другая.
– Вы поете?
– Немного.
– Люблю бардовские песни. Споете?
– Попробуем.
В Латинской Америке восхищенные партизаны смотрели, как русский амиго перебирает чуткими пальцами струны, и на волю вырывается испанская зажигательная музыка. И пел Гурьянов прекрасно – баритон эстрадный, мог бы выступать на сцене получше большинства кумиров. Сам сочинял песни, и позже их исполняли другие, две из них даже попали на диск «Мелодии Афгана». И гимн отряда «Буран» тоже сочинил он.
Гурьянов исполнил романс «Гори, гори, моя звезда». Вика захлопала в ладоши. Потом задумалась. И спросила:
– Никита, а почему вы пришли тогда ко мне? И вообще, что вы хотите в этой истории?
– Найти убийц.
– А дальше? Я знаю, что бандитов обычно прощают, а не судят. Судят чаще всего они сами.
– Не так страшен черт, как его малюют.
– Еще страшнее, Никита. – Она с тоской и болью посмотрела на него.
Повинуясь неожиданному порыву, он отложил гитару и обнял девушку. И вспомнил, как целовал ее в машине, предварительно почти лишив сознания. Воспоминание было острым. И он снова поцеловал ее. Но она вдруг, тоже неожиданно для себя, ответила на этот поцелуй.
Тут послышался условный звонок в дверь. Потом входную дверь отперли.
– Здорово, беженцы, – сказал Влад, заходя в комнату и кидая на кресло свою кожаную барсетку. – Поговорим накоротке?
Он поманил полковника в другую комнату – Вике необязательно присутствовать при их совещаниях.
– Что узнал? – Гурьянов плотно прикрыл дверь.
– Немного. По сводкам происшествий стрельба у Викиного дома значится. Выезжала оперативная группа. Свидетели утверждают, что после перестрелки двое бандитов погрузили двоих своих бесчувственных товарищей по оружию к себе в машину и скрылись.
– Что с Викиной фирмой? Эти уголовники могли заглянуть и туда.
– Туда я пока не совался. Пусть лучше Вика позвонит сама, спросит, не интересовался ли кто ее персоной.
– Попросим.
Вика согласилась. Она взяла трубку своего сотового телефона, позвонила себе на работу и произнесла с наигранной бодростью:
– Нинок, я приболела. Меня никто тут не спрашивал?
– Из «Родоса» спрашивали, – тонко заверещала Нинок. – Они деньги перевели. И Алиханов… Милиция утром заходила. Из какого-то РУБОПа. Спрашивали тебя.
– Пусть опишет, какой мент был из себя, – прошептал Влад, прислонивший ухо к трубке.
Нинок достаточно четко описала приходившего.
– Это Лом, – прошептал Влад, узнав своего бывшего сослуживца.
– Кто еще появлялся? – спросила Вика Нину.
– Лешка. Говорит, что не может тебя найти. Дома ты трубку не берешь. Не звонишь. Он, видите ли, волнуется…
– Ладно, пока. – Вика положила трубку.
– Кто такой Леша? – спросил Гурьянов.
– Знакомый. – Вика вдруг покраснела.
Тут ее телефон зазвонил. Она приложила трубку к уху:
– Леша? Как куда пропала? Ничего не пропала… Нет, пока не могу… Где нахожусь? Да тут, у… – Она едва не вскрикнула, когда Гурьянов сжал ее руку. – В гостях у знакомых… Какая тебе разница где… Ладно, появлюсь. Целую…
– Тот самый Леша? – спросил Гурьянов. – Он всегда такой настойчивый?
– Как бешеный сегодня.
– Как бешеный, – задумчиво произнес полковник…