Большая судьба

Прежде Боровец был царским урочищем, излюбленным местом отдыха и развлечений высшей знати и толстосумов. Жили в курортном посаде, конечно, и простолюдины, те, что выметали из дворцов и вилл мусор, оставленный сановными стопами. Царь и его сволочь (слово, обозначавшее на древнем славянском языке «свиту») обожали поохотиться в заповедной Риле на зверя. Они били затравленных егерями медведей, оленей, серн, диких кабанов, стреляли глухарей, тетеревов. Придворный обширный штат препараторов начинял им из трофеев чучела. Под каждым чучелом гравер запечатлевал на серебряной пластинке год, месяц, число, час и минуту, когда царственная рука уложила зверя или птицу. Народ решительно вымел из дворцов вместе с мусором царя и его лакеев, а чучела оставил. И теперь кунсткамера кое-чем дополняет историю. По ней можно, например, установить, что кобургский помазанник всю осень, зиму и весну проводил на охоте. Уставший от столь напряженного труда, летом он уезжал отдохнуть на Черноморское побережье, в свой знаменитый Евксиноградский дворец. Ума не приложишь, как это царь выкраивал время для державных дел! Ведь только для того, чтобы подписать указы о смертных казнях, — а он собственноручно должен был их подписывать, — ему понадобились бы недели: людей-то истреблялось в Болгарии больше, чем зверей. Есть историкам над чем призадуматься! (Я имею в виду историков по ту сторону социалистического рубежа, роняющих крокодиловы слезы по его царскому высочеству, пролившему реки крови.)

Теперь в старых и новых дворцах Боровца отдыхают настоящие хозяева Болгарии: рабочие, крестьяне, ученые, писатели, педагоги, певцы. В субботние и воскресные дни сюда стекаются тысячи жителей столицы. София связана с курортом широкой асфальтированной магистралью. Семьдесят километров — час с небольшим езды на автобусе. В Боровце раздолье для лыжников. На склонах Рилы проводятся республиканские и международные состязания по гигантскому слалому и скоростному спуску. От Боровца начинается разветвленная сеть туристских троп. А горный туризм в Болгарии, пожалуй, самый массовый вид спорта, увлекающий десятки тысяч молодых и старых. Даже иностранцы, приехавшие в эту чудесную страну долин и гор, заражаются «бактерией туризма», которая бродит потом в их сердцах и мускулах до конца дней земных.

* * *

Вчера мы ходили на Черные скалы. Это болгарская Пер ла Шез — стена коммунаров.

Черными назвали скалы давно. И не по внешнему признаку. Их имя связано с черными годинами жизни болгарского народа.

Пять веков Болгарию порабощали турецкие султаны и паши. Полтысячи лет башибузуки и янычары жгли, кромсали, заливали кровью цветущие долины, кололи мужчин и детей, брали в полон женщин, душили и резали горло, произносившее славянское слово, рвали крылья славянской песни, топтали душу народа. Но насилие не превратило болгар в рабов. Каждое поколение рождало новых борцов за свободу, новых юнаков, умножавших ряды гайдуков. В ответ на турецкую пословицу: «От мужчины родится мужчина» — болгары говорили: «У гайдука — сыны гайдуки!»

Горы испокон веков были колыбелью народных мстителей, крепостью гайдуков.

Непокорные, они уходили из долин в Стара-планину, Рилу, Родопы и Пирин — кто с кремневым ружьем, отбитым у турка, кто с секирою, кто с рогатиной… чтобы отомстить за праведную кровь.

Говорят, один в поле не воин. Но в горах и один гайдук выходил победителем против сотни турецких головорезов. Время от времени паши, начальники вилаетов,[61] бросали для прочистки гор и лесов крупные подразделения регулярной армии. Вооруженные до зубов турки поднимались по гайдуцким тропам до Боровца, или Джамкурии, как они называли эту местность. Гайдук живым врагу не сдавался. Лишь смертельно раненый, потеряв сознание, порою попадал он в лапы турок. И тогда для него начинался страшный суд, перед которым бледнели муки апокалипсического «страшного суда», предрекаемые грешникам фантазией христовых пророков, бледнели муки Дантова ада. После жестоких физических измывательств, пыток, вспарывания живота, гайдука, еще живого, тащили на Черные скалы.

Болгарские фашисты позаимствовали многие средства, орудия и методы расправы из янычарского арсенала, модернизировав их и использовав последние достижения гестаповской техники. Тропа к Черным скалам не зарастала, утрамбовывалась и год от году становилась все шире.

…Вот она, болгарская Голгофа. До нее десять шагов. Десять шагов по узкому и горбатому, обледеневшему и скользкому перешейку, ведущему к лобному месту, которое, может быть, чуть у́же той плахи, на которой были четвертованы Степан Разин и Емельян Пугачев. Опираясь на остроконечные лыжные палки, мы осторожно преодолеваем перешеек и оказываемся на Черной скале.