Большая судьба

Судно вскоре приобретает свой окончательный облик, существовавший до сих пор на чертежах. Теперь в его тело вставляется сердце, дающее жизнь и могучую, неутомимую силу, которая одолевает долгие мили и выходит победительницей в единоборстве с бурями и штормами, — монтируется двигатель.

На верфях Варны и в ее самом крупном на Балканах сухом доке одновременно строятся и ремонтируются десятки судов. Восемьдесят процентов объема производства судоверфи приходится на строительство. Завод выпускает суда самых различных серий: речные, озерные и морские баржи, самоходные и буксирные — грузоподъемностью от 1 000 до 4 000 тонн, товарные самоходные суда грузоподъемностью от 150 до 3 200 тонн, четырехтысячетонные танкеры, двухсотпятидесятиместные морские пассажирские пароходы, железобетонные брандвахты или плавающие гостиницы, железобетонные буксирные рыбозаводы и ремонтные мастерские.

Попав на территорию завода, я последовал благому совету товарищей из морского регистра — «начинать изучение его анатомии с головного мозга».

Головным мозгом, или техническим умом, образно именуется конструкторское бюро. Тут вынашиваются и рождаются идеи, производятся точнейшие расчеты и на основе их создаются проекты будущих судов. В просторном, полном света и воздуха двухэтажном здании конструкторского бюро сидят, склонившись над чертежами, кальками и бесконечными колонками цифр и формул, 170 человек.

Первый встречный, к которому я обратился, узнав во мне русского, сказал:

— Вам, очевидно, будет интересно познакомиться с ленинградцами. Они все и расскажут, и покажут, и объяснят. Зайдите к Атанасу Иорданову. Это наш ведущий инженер и секретарь партийного бюро!..

Не успел я раскрыть рта, чтобы спросить о происхождении ленинградцев на кораблестроительном заводе, как мы оказались лицом к лицу с одним из них. По виду и природе своей он представлял типичного болгарина: коренастый, свитый из мускулов человек выше среднего роста, с покатыми атлетическими плечами, с добродушными карими глазами под колосьями бровей на широкоскулом бронзовом лице и теми непередаваемыми чертами, которые позволяют безошибочно определить его национальную принадлежность за милю… Однако говорил он действительно на чистейшем русском языке с ленинградским «нюансом».

Прочитав в моих глазах недоуменный немой вопрос, Атанас Иорданов объяснил:

— Я тут не один, нас целое «землячество», окончивших Ленинградский судостроительный институт!

Коммунистическая партия и народная власть, получив в наследство от старого строя примитивные ремонтные мастерские с несколькими специалистами и начиная создавать отечественное кораблестроение, стали прежде всего решать задачу подготовки квалифицированных кадров. Была организована широкая сеть курсов, семинаров и школ заводской молодежи, на которых преподавали болгарские и советские инженеры. Лучших сыновей рабочих и крестьян, проявивших способности и прилежание к наукам, народное правительство послало на учебу в Советский Союз. Менее чем за десятилетие страна выковала прочное ядро инженерно-технических работников, занявших ныне узловые посты на производстве. И если еще несколько лет назад завод строил суда по иностранным проектам, то сейчас почти целиком перешел на собственные. Конструкторское бюро дало ряд оригинальных проектов грузовых и пассажирских пароходов, на которые получены массовые заказы из-за границы.

Мне довелось беседовать с представителями старой гвардии инженеров, прошедшими курс кораблестроения в Петербурге, Париже или Генуе. Все они исключительно высокого мнения о подготовке своих молодых коллег — «ленинградцев».

— В нашу бытность, — говорили старики, — талантливому инженеру со студенческой скамьи положено было поработать два-три года на ассистентских должностях, прежде чем стать ведущим. А «ленинградцы», получив сразу после института руководство проектами, блестяще справляются. Советская школа — первая в мире: она дает не только замечательную теоретическую подготовку, но и практический опыт!

Атанас Иорданов любезно согласился сопровождать меня по цехам и верфям.

— Это, говоря на нашем языке, будет дальний рейс, — предупредил он.

— Тем больше встреч и впечатлений!

Инженер оказался незаменимым «боцманом» в этом рейсе. Да и не мудрено: ведь он тут начал с фабзавуча, прошел все стежки-дорожки, пересчитал все ступени, чтобы подняться на второй этаж конструкторского бюро.

…«ЖК-I». Сколь кратко наименование, столь длинно, просторно и высоко помещение цеха. Под его сводами свободно уместился бы целый городской квартал. «ЖК-I» — это значит: железнокораблестроительный-первый, иначе именуется корпусным.