Большая судьба

В одну ночь в Масларево забили полсотни волов и закололи сотни две свиней. Хлеб из сухих закромов навалом ссыпали в сырые ямы. Кулаки действовали замаскированно, исподтишка. Коммунисты шли открытым фронтом, убеждали словом, живым примером. Борьба была жестокая, не на жизнь, а на смерть. Но правда шаг за шагом отвоевывала позиции у врага.

К весне 150 хозяйств объединились в кооператив. Его назвали именем героически погибшего в борьбе с фашистами масларевского партизана Ивана Люцканова.

Стали собирать семена для посева. Кое-кто под видом зерна подсыпал озадков. Но государство взамен разносортице дало кооперативу элиту. Распахали межи, засеяли.

А осенью, когда убрали урожай и распределили богатые доходы по трудодням, в правление поступило еще триста прошений о принятии в кооператив.

* * *

Субботний вечер. На дворе январь. Год 1955-й. С неба третьи сутки валит, перемежаясь с дождем, мокрый снег. На проселочной дороге так развезло, что гусеничный трактор вязнет по самый картер. Народ доволен: «Много грязи — много хлеба».

В канцелярии масларевского кооператива окна залиты электрическим светом. Год завершен, предстоит общее собрание. Коммунисты и беспартийный актив советуются по поводу отчетного доклада правления.

Говорит председатель кооператива Борис Желязков, подвижной человек с черными проницательными глазами. Старики и молодые люди слушают его так, словно идет речь о самых будничных, ни чем не примечательных делах. Таков уж человек: легко забывает он тяжести и невзгоды прошлого, быстро свыкается с хорошей жизнью, и ему уже кажется, что так было в селе испокон века.

Прежде масларевские крестьяне сеяли только пшеницу. Теперь кооператив — многоотраслевое хозяйство. На его полях возделываются пшеница, ячмень, кукуруза, хлопчатник, подсолнечник, сахарная свекла. Прошлый год посадили виноград. Дедовская земля воздает сторицей. Кооператоры снимают с каждого декара по 250―280 килограммов пшеницы. Урожай неполивного хлопка достиг 160 килограммов с декара. Только от этой ценной технической культуры хозяйство получает более чем миллионный доход.

Актив одобряет доклад председателя и рекомендует особо заострить внимание на перспективах дальнейшего развития хозяйства, в частности на расширении виноградарства, садоводства, пчеловодства.

Повестка дня исчерпана, однако домой никто не спешит. Разговор продолжается. Вокруг председателя и его друга Жоро Атанасова, инструктора околийского комитета партии, сгрудилась группа кооператоров. Тридцатилетний геркулес бригадир Никола Трифонов интересуется:

— Жоро, а пожалуй, крепче и богаче нашего кооператива в округе не найдется другого?

— Ошибаешься, Никола. Побольше десятка таких будет!

— Ц-ц-ц, — разочарованно поцокал языком Трифонов. И, подумав, неожиданно заключил: — Это хорошо!

— Зато такой конефермы, как наша, никто на Дунае не имеет! — раздался запальчивый голос Васила Атанасова, заведующего конефермой, крайне противоположного по характеру своему скромному и спокойному брату Жоро.

— Да ты не хвастайся, — пробасил бай Божан. — Ферма как ферма, и все тут!..

— То есть как это — «и все тут»? — оторопел коневод. — Кони — рысаки чистых кровей, элита. За год от шестидесяти семи маток шестьдесят четыре жеребенка получил. Факт!

— Шестьдесят четыре, — с усмешкой проговорил Божан. — Нашел чем удивить! Вон Вырбан за год от каждой свиноматки по тридцать одному поросенку взял. И то не бахвалится!

— Ты, бай Божан, не понимаешь, что конь — это не свинья, — совсем серьезно объяснил коневод.

— Понимать-то я понимаю, хотя своей собственной лошади отродясь не имел, — с ноткою грусти закончил старик.

Примирительный тон Божана охладил полемический задор коневода.

— У меня до кооперативной жизни поросенка своего не водилось. Был гол, как сокол. По целым месяцам, кроме фасоли, ничего на столе не видели. Зато теперь добра полон двор. За истекший год, доложу вам, я с женой и двумя ребятишками заколол двух свиней по полтора центнера каждая, восемь десятков куриц и полтора десятка индеек!

— Насколько мне известно, — перебил брата Жоро, — другие кооперативные семьи не меньше тебя мяса скушали!

— Нынешний год еще посытней будет, — резюмировал бай Божан. — Возьмите, к примеру, наше семейство. Я да зять с дочерью заработали тысячу двести семьдесят трудодней. Получили семь тысяч левов чистыми деньгами, пять с половиной тонн зерна, два центнера фасоли, шестьдесят четыре килограмма сахара, столько же сыру, тонну подсолнечника и кое-что прочее. А ведь спервоначалу, откровенно признаюсь, не было веры в кооператив, сильное колебание я имел. В первую кооперативную весну в фонд общественных семян озадки подсунул. На теперешнем этапе, конечно, сознательный стал!

— Все наши личные достатки от общественного богатства идут, — сказал Борис Желязков. — Два с половиной миллиона денежного дохода получили. А через пару лет по всем расчетам четыре будет. Нынче трудодень, если натуру перевести в денежное выражение, равняется восемнадцати левам. Полновесный трудодень! А скоро и за двадцать левов перевалим. Наше богатство в наших руках!