Большая судьба

- Ваше превосходительство, - заикающимся голосом заговорил управитель. - У меня в Салаире беда! Сбегли сразу полсотни варнаков. Охрану погнал на поиски и три воза шпицрутенов приготовил для расправы.

- Вы полагаете, что одними шпицрутенами можно поправить дело? - зло усмехаясь, спросил Аносов.

- А как же иначе, ваше превосходительство? - недоумевающе пожимая плечами, вымолвил управитель.

- По-моему, оттого и бегут, что вы много бьете и мало думаете о человеке! - резко сказал Павел Петрович и поднялся со скамьи. - Я сам поговорю с работными, почему они плохо работают. - Он повернулся спиной к управителю и спросил писца: - Все ли рекруты явились на сбор?

- Одного недостает, ваше превосходительство, Ивана Тягана. Хворый аль помер, неизвестно.

Павел Петрович вспомнил встреченного на дороге парнишку Ивана.

- Спешит! Скоро будет! - уверенно сказал Аносов. - Старательный и серьезный паренек.

Аносову придвинули список, он бегло просмотрел его.

- Господа, вы зачисляете детей на работу. Я прошу вас, и сам буду иметь это в виду, - строго сказал он: - они должны трудиться точно по горному уставу - не более восьми часов в сутки - и должны быть употребляемы только на дневные и легкие работы. Если будет не так, пеняйте на себя! А теперь прошу показать заводскую школу.

В низеньких унылых казармах размещалось около двухсот детей. Более печальное зрелище вряд ли можно было придумать.

Управитель заискивающе заглядывал в глаза Аносова и пояснял:

- Мы учим их чтению и письму и кое-что рассказываем о рудах...

- Кое-что, - нахмурился Аносов. - А это что за человек? - показал он на широкоплечего бородача в старом кафтане, очень похожего на бродягу.

- Это?.. Это дядька-воспитатель. А вот еще кашевар...

На пороге кухни стоял толстый неряшливый мужик с лоснящимся лицом. Аносову стало не по себе.

- Сколько средств используете на каждого ученика? - строго спросил он.

- От трех до семи копеек в день, - смущаясь, ответил управитель.

- Что за произвольная раскладка? - возмутился Аносов. - Три копейки и семь - огромная разница. Покажите обед!

- Вы не будете есть эту пищу, ваше превосходительство! - испуганно вскричал управитель и моргнул кашевару, чтобы тот скрылся. Но толстый служитель не понял намека и сиплым голосом объявил:

- Ноне каша без сала. Середа - день постный, скоромного не полагается!

- А что будет завтра, в четверг? - сердито спросил Аносов.

- В четверг - как будет приказано.

- Да ты пьян! - вдруг возмущенно выкрикнул Павел Петрович. - От тебя сивухой разит. Не вижу у вас порядка. Здесь не школа, а... а...

От волнения Аносов не находил подходящего слова.

- Ва... ваше превосходительство, мы не знали, не подготовились к столь высокому посещению, - растерянно пытался объяснить управитель. - И это действительно не школа, поэтому и зовем "приютом для рудоразборщиков"...

Аносов еле сдерживался, чтобы не наговорить грубостей. Он недовольно отрезал:

- Вам предстоит по-настоящему подумать о школе!

Молчаливый, угрюмый, покинул он грязные, неприглядные казармы и пошел к руднику. На склоне горы в отвалах работали рудоразборщики: старики и мальчишки. Завидя горного начальника и управителя, они замолчали.

Аносов остановился возле сухонького старичка:

- Здравствуй, отец! Как работается?

- Спасибо на добром слове, батюшка, - спокойно отозвался горщик. Работёнка у нас известная, да и то сказать: у доброго человека всякое дело спорится. Вот, глядишь, камень, ан нет, - это камень не простой. Смотри, будто ржа его хватила, а стукну молотом, раздроблю, и вскроет он себя. Хороша руда!

- Каков урок? - присматриваясь к скупым движениям старика, спросил Аносов.

- Я да мальчонка должны набить и разобрать в день сто пудов. Не мало, голубчик, ой не мало! Всё рученьками перещупаем да глазами зорко разглядим... Богатимо руды тут в горе, - копай, сколько душе угодно, и не исчерпаешь во век. - В бесхитростных словах старика прозвучала беспредельная любовь к своему труду.

Он добродушно уставился на Аносова.

- Откуда сам? - спросил его Павел Петрович.

- От века горщик. Еще дед на Демидовых робил, вот и я всю жизнь бергалом отслужил, а теперь, батюшка, стал я хил и немощен. Силушки прежней нет. Теперь и самому в землю не страшно лечь.

Бергал пришелся Аносову по душе. Желая помочь ему, Павел Петрович предложил:

- Ты много поработал, отец, и честно заслужил отдых; иди на пенсию!

- Что ты, батюшка! - обеспокоенно вскрикнул старик. - Да как же это можно? Разве проживу я на рубль тридцать семь копеек в год? Только уйди с работы, тут и смерть! А вот этак шевелишься-трудишься, и смерть бежит от тебя, а бросил всё, и на погост позовут. Эх-хе-хе, старость не радость, не теплое летечко, батюшка...

Старик разговорился.

- Пожито много, батюшка, всего испытал, досталось и рукам моим, и спинушке. Взял себе женушку в молодые годочки без разрешения начальства, так за это сквозь строй провели два раза. Пятьсот человек били вицами. Вот оно как! Живуч человек...

- Родные-то есть? - спросил Аносов.

- А вот моя роденка! - показал он на мальчугана-рудоразборщика. Вместе радости и горе делим...