Большая судьба

В этот вечер Павел Петрович засел за рукопись об алтайском булате, но мысли были о другом. Думалось о горнозаводских школах. Обида сжимала сердце: угнетало сознание, что все его усилия будут напрасны, - в Петербурге не поймут его добрых стремлений и не захотят отпустить деньги на школы. Склонившись над листом, Аносов задумался. Ровный свет от лампы теплым кругом ложился на стол. И вдруг Павлу Петровичу вспомнился Заюшкин и шагающий по горной дороге мальчуган.

- Шагайте вперед, шагайте, други! - прошептал он, и теплое чувство наполнило сердце. - Вами земля держится, Иванушки...

На другой день Аносов заторопился на золотые прииски. Среди дремучей тайги у речки раскинулись хибары. Пронзительный ветер рвался в долину. Было неуютно, холодно. В долине у ручья шли вскрытые пласты, там копошились люди. Аносов сошел с коляски и остановился у ближнего забоя. Мерзлую породу рвали порохом. Черный дым клубами поднимался к небу. В этом чаду двигались тени.

- Ваше превосходительство, здесь всё штрафные, - тихо предупредил управитель. - Опасный народ!

Аносов не отозвался, подошел поближе к работавшим в отвалах и приветливо сказал:

- Здравствуйте, братцы...

Хмурый детина разогнул спину и отозвался с насмешкой:

- Здорово, барин, коли не шутишь! - в его голосе прозвучала нескрываемая враждебность.

- Чем недоволен? - стараясь говорить спокойно, спросил Павел Петрович.

- Радоваться нам нечего! Не видишь? Каторга! - грубо ответил приисковый.

И сразу, перебивая друг друга, заговорило несколько человек. С надрывом, с отчаянием они жаловались:

- Сейчас на ветру стынем, а летом и осенью - по колено в воде ржавой. Работёнка проклятая, а пища и того несноснее.

- Эвон, глянь! - Работный открыл рот и грязными руками потрогал зубы. - Все до единого шатаются!

Дёсны горщика сочились кровью.

"Цынга!" - хмуро подумал Аносов.

- Облегченья никакого, всё силой бери, - продолжал между тем приисковый. - Вот и живи тут! Каждый день на погост уносят. А кому охота маяться? Каторга, вот и бегут!

- Палок, значит, захотелось! - не сдерживаясь, прикрикнул на него управитель.

- Этого у нас много заместо хлебушки! Забивают, ну и пусть забьют. Скорее конец!

- Погодите, братцы, не все сразу. Вот ты, старик, - обратился Аносов к старателю. - Что скажешь, если установить здесь машину для промывки? Пойдет?

- Облегчит труд, понятно. За это спасибо тебе, батюшка, а палками да угрозами не накормишь нас... Нам бы теплую шубу да хлебушка. И плетей поменьше, и уж так работали бы... Порадей за нас, батюшка!

- Я не уеду отсюда, пока не помогу вам! Слышите, братцы?..

Приисковые заговорили, закричали, перебивая друг друга. Каждому хотелось рассказать о своих обидах. Аносов присел на камень и терпеливо всех выслушал. Ему хотелось поближе узнать этих людей.

Мрачный и душевно усталый, он возвратился в контору. Салаирский управитель исподлобья смотрел на него, выжидая момент, чтобы заговорить, однако начальник горного округа сам начал разговор резко и строго:

- Жизнь на приисках и так очень тяжела, а вы, сударь, обращаете ее в невыносимую. В казармах мерзость, пища отвратительная, обращение с людьми возмутительное. Неудивительно, что бегут. Молчите! - решительно перебил он, заметив попытку управителя сказать что-то в свое оправдание. - Надо уметь хозяйствовать. Плохой вы хозяин!..

Жестокий салаирский управитель на этот раз угрюмо молчал.

Аносов прошелся по конторе и решительно сказал:

- Про Салаир плохая молва идет. Надо по-иному работать. Я остаюсь здесь для устройства моей машины!

- Слушаюсь, ваше превосходительство. Я всегда готов, - залебезил управитель. - Только труд каторжан не в пример дешевле всяких машин.

Не слушая его возражений, Павел Петрович перебил:

- Завтра же направить нарочного в Барнаул, там у меня чертежи машин. Буду жить здесь, пока всё не пойдет по-иному!

В оконце конторы долго горел свет: Павел Петрович знакомился с приисковыми делами.

Глава седьмая

НЕЗАБЫВАЕМАЯ ВСТРЕЧА