Большая судьба

Граверное дело Бушуеву родное, знакомое. Можно по-разному украсить клинок, но надо так сделать, чтобы перешагнуть иноземное искусство. Час-другой посидел молодой гравер над клинком, пристально всматриваясь в размеры синеватой холодной стали. Хорош волнистый булат! Надо и гравюру начеканить подстать драгоценному клинку!

"Кони бывают разные, - рассуждал Бушуев, - и саврасые, и буланые, и вороные, и тяжеловозы, и бегунки. Эх, Иванушка, вспомни-ка разудалую душевную русскую сказку! Где Сивка-бурка, вещая каурка? Взвейся передо мной, конь-огонь, загреми копытами, да так, чтобы под тобой облако завилось, чтоб искры посыпались..."

Стал Бушуев рисовать резвого коня на полном бегу. Вырвался из-под руки игрень-конь и устремился вперед по вороненому полю. Тонкие ноги бьют копытами, длинный хвост вьется волной. Глаза пылают, и весь скакун стремление, - но всё еще не оторвался от земли.

"Эх, мать честная, давай жару, скачи вверх под звёзды ясные, взвейся, мой конек!" - загорелся Иванка и твердым росчерком по металлу одарил коня лебедиными крыльями и сразу наметил наверху золотую звездочку. Замигала-замерцала она. У гравера дух захватило, - мчит-скачет легкий лебедь-конь по синему небу, под самыми звездами. А дальше орнамент наметился, крупный, сочный...

Закончил Иванушка тонкую гравюру, закрепил, по-своему вызолотил.

Еще много посидел он над клинком, - отполировал его, убрал щербинки, загладил и тайком Аносову показал.

Павел Петрович долго держал саблю.

- Поздравляю, Бушуев, - наконец вымолвил он. - Всё по приказу, а свое, русское показал. Завтра назначаю сдачу.

Всю ночь молодой гравер не спал, ворочался. И женка вся в огне пылала, - тревожилась за судьбу мастера.

- Ты, Иванушка, будь смелее! Коли неудача, не падай духом. Всяко бывает. Не сразу Москва забелела...

- Молчи, молчи, Иринушка! - шептал он. Хотелось ему покоя, тишины, чтобы прислушаться к своему сердцу. А оно подсказывало: "Твоя правда, Иванка!".

Наутро в украшенный цех сошлись все граверы; дедушку Бушуева, хоть и не заводский, а допустили. Немцы толпой сгрудились. От них выбрался Петер Каймер и, взяв Аносова под руку, прошептал:

- О, вы теперь далеко пошли, начальник! Мой Луиза очень скучайт. Прошу в наш дом... Но зачем ви такой хороший парень под насмешку поставили?

- Он не парень, господин Каймер, а мастер-гравер, и мастерству его многим надо поучиться! - сухо отрезал Павел Петрович и приказал: Покажите, Бушуев, что вы там сделали!

Вильгельм Шааф важно выступил вперед и взял из рук Иванки клинок. Серьезный, медлительный, он внимательно оглядел гравюру, и злая усмешка появилась на его губах.

- Господа золингенцы могут видеть, сколь большой выдумщик сей ученик и сколь плёхо знает мастерство!

Старик Бушуев побелел весь.

"Неужто Иванка что несуразное допустил?" - встревожился он и протискался вперед.

- Стой, господа, покажи мне! - строго сказал он, готовясь изругать внука за большой конфуз.

Шааф с брезгливостью подал ему саблю. Старый мастер сдвинул брови, надел очки и взглянул на вороненое поле клинка. И разом разгладились у деда морщинки, засияли глаза и, не скрывая своей радости, он выкрикнул:

- Вот это здорово! Силен ты, Иванушка. Всякого ждал, а такого совершенства не видел!

- Что ты кричишь, глюпый мужик! - загалдели немцы. - Что ты разумеешь в высоком искусстве? Где ты видел конь с крыльом?

- И-и, батенька, - спокойно отозвался дед. - Плохо ты знаешь нашу русскую сказку! Огонь-конь! Милый ты мой, батюшка, - незлобиво обратился он к Вильгельму Шаафу, - не знаешь ты, как поднимает и веселит душу русская сказка! Вот и небушко синее - фон булатный, вот и звездочка золотая, эх и несет, эх и мчит скакун! Разойдись! - закричал он. - Дай спытать сабельку!

И что творил седобородый плечистый дед! Рубал по-казачьи с плеча, жихал со свистом по-башкирски - крепость и упругость пробовал. Всё выдержал клинок!

- Ну, милые, хотите не хотите, а сабелька и рисунок подстать богатырю!

Тут и русские граверы больше не утерпели:

- По душе работа Бушуева! Всё живое, сердце трогает!

Немцы выжидательно смотрели на Аносова. Спокойно и внушительно Павел Петрович сказал:

- Бесспорно, Иван Бушуев испытание выдержал. Господа, несомненный талант у молодого мастера, с чем и поздравляю! - При всех он обнял простого гравера и крепко поцеловал его. - Ну, в добрый час, Бушуев. Помни: всегда тот истинный художник, у кого крылатая мысль... Человек должен быть с полетом...

Иринушку не пустили в цех, но через мальчуганов-подсобников она быстро узнала о победе мужа. Теплые радостные слёзы покатились по смуглым щекам молодой женщины. Жарко, с великой любовью она прошептала: "Ах ты мой Иванушка-крылатко..."

С той поры за гравером Бушуевым и закрепилось благородное прозвище Иван Крылатко...

Глава девятая

О БЕЗДУШИИ, ЛЮБВИ И ДРУЖБЕ