Большая судьба

По лицу Луши пробежала печаль; широко раскрытыми ясными глазами провожала она его, грустно улыбаясь вслед.

- Не забывай, Павлуша, - еле слышно промолвила она, и когда он скрылся, устало закрыла глаза...

Дни шли за днями. В конце октября легла зима в горах. Заводский пруд покрылся ровной снежной пеленой. Небо повисло над Косотуром хмурое, вечно клубились темно-серые облака, и короткий день быстро угасал, сменяясь сумерками. Скованная Громатуха умолкла до вешних вод, а на склонах окрестных гор уже бушевали метели. Луша продолжала болеть, но в состоянии ее наступило улучшение. Аносов вечерами часто забегал к Швецову и подолгу просиживал у постели больной.

Кержак хмуро поглядывал на молодых и укоризненно покачивал головой:

- Надо бы отказать тебе, Павел Петрович, да не могу. Сам вижу, что от доброй беседы с тобой оживает моя ласточка.

Ночи над Златоустом стояли темные, гудел ветер. Аносов поздно покидал домик литейщика и уносил в сердце хорошее, теплое чувство, от которого думалось и работалось веселее. В эти дни он сделал свою модель цилиндрических мехов. Уже давно после опыта с косами его ни на минуту не покидала мысль о роли сгущенного воздуха при закалке стали. Аносов много думал над этим и пришел к идее создания такой конструкции мехов, которая усилила бы воздушный поток, сделала бы его плотнее. Вместе с литейщиком они соорудили модель и испытали ее. Ожидания их оправдались: конструкция оказалась удачной.

В приподнятом настроении Павел Петрович торопился в домик Швецова, чтобы рассказать о своей радости.

Луша уже знала обо всем. Она поднялась и неуверенно пошла навстречу Аносову.

- Батюшка всё рассказал! - радостно встретила девушка Аносова. - Он у нас добрый и тебя, Павлуша, крепко любит. Прямо в душу ты к нему вошел...

Луша была еще слаба, но каждая кровинка в ней трепетала от возвращения к жизни. Несколько раз она прошлась при Аносове по комнате, шутя и смеясь над своей беспомощностью.

- Что-то батюшка нынче долго не идет. Всё плавки да плавки. И угомону ему нет! - вздохнула она. - Павлушенька, - переходя на шёпот, вдруг таинственно сказала она: - старик наш многое умеет, да помалкивает. Ведает он самую что ни на есть коренную тайность.

- Это что за такая коренная тайность?

- Батюшка еще от дедов перенял умельство варить добрые стали, да при немцах таит это. И другим не сказывает свою коренную тайность. На что ты полюбился ему, да и то не сказывает.

- Ну от меня-то ему скрывать нечего, - обиженно отозвался Аносов.

- То ж и я говорю, - спокойно продолжала Луша. - Ты любишь наше дело, ты свой, русский. А он одно твердит, что когда дедушка открыл ему тайное, великую клятву взял, что никому и никогда он не откроет поведанного. Потому тайность и зовется коренной. От старинных родовых корней идет. Луша вздохнула и покачала головой. - Вот и толкуй ему, а он в ответ баит: "Присмотреться к нему надо; да и запомни, дочка, старое присловье: с барином одной дорожкой иди, а того не забывай, что в концах разойдешься: он в палаты, а ты на полати". Слышишь, как?

Павел Петрович недовольно сдвинул брови.

- Лушенька, - взяв за руку больную, сердечно сказал он. - О человеке можно думать многое, но в одном поверь мне: не о себе думаю я, пекусь о славе российской. Мечтаю видеть отчизну еще могучее, еще богаче. Булатный меч дерзаю вручить богатырю русскому.

- У доброго человека и думки добрые! - сказала Луша. - Да разве ж я сомневаюсь в том! - она проникновенно посмотрела ему в глаза.

Много ласковых, хороших слов сказала ему Луша, и Павел Петрович ушел просветленный и взволнованный.

И без Луши Аносов догадывался, что старый литейщик хитрит и что-то скрывает от него. Павел Петрович с большим почтением относился к опыту Швецова: знал, что из поколения в поколение старые горщики практически дошли до великого умельства и передают его по наследству. Однако зоркий глаз и чутье Аносова подсказывали ему, что если и накопился значительный опыт, то это далеко не коренная тайность, как наивно назвала ее Луша. Настоящую коренную тайность надо искать в самой структуре металла, а для того, чтобы познать ее, нужны научные изыскания. Только наука откроет дверь к тайне булата. Павел Петрович чувствовал себя стоящим перед безбрежным морем, которое предстояло ему переплыть. Нужно было терпеливо проделать тысячи опытов, чтобы открыть закон, по которому складывается та или иная структура металла. К терпению Аносов готов, но кто позволит ему проделать тысячи опытов? Директор Златоустовской фабрики Клейнер назовет это безумием.

Павел Петрович, не теряя времени, работал над книгами. За делами он забыл об Эльзе. Однако Каймер в один из воскресных дней напомнил ему о себе. Он пришел на квартиру к Аносову и выложил перед ним исписанный лист. Держался гость отчужденно, важно.

- Что это за бумага? - удивился Павел Петрович.

- Тут изложен мои претензий. Пунктуален есть запись!

Аносов прочел написанное: "Фриштык первый в Башкир один рубль, фриштык еще в Башкир один рубль..."