Большая судьба

В сентябре 1820 года горным начальником округа и директором Златоустовской фабрики вместо Фурмана назначили Клейнера, однако всё осталось по-старому. Немцы по-прежнему являлись хозяевами оружейной фабрики и всюду теснили русских. Шаафы возненавидели Аносова за поддержку уральских мастеров и подчеркнуто его игнорировали. Клейнер тоже высокомерно относился к молодому горному офицеру. Только один Петер Каймер, который всё еще хвастался отлить особую сталь, обхаживал Павла Петровича и по-отцовски жаловался:

- Моя Эльза скучает без вас, молодой человек. Вы совершенно забыли моя дочь, столько времени ушло, а вы даже не были у нас, это весьма неблагородно... Мы ждем вас, ждем непременно!

Изо дня в день Петер старался попасть на глаза Аносову и всегда настойчиво зазывал в гости.

"В самом деле, отчего не побывать у Каймеров? Эльза - хорошая девушка; да и скучно всё время жить таким дикарем!" - подумал Павел Петрович и в первое воскресенье, надев парадный мундир, отправился на Большую Немецкую улицу. Стоял солнечный голубой день золотой осени, длинные ряды отстроенных для немцев домиков с красными черепичными крышами выглядели нарядно. Балкончики, полосатые ограды и ряды одетых в багрянец деревьев - всё радовало глаз. Аносов отыскал жилье Каймера и поднялся на крылечко. Эльза уже заметила его в окно и выбежала навстречу сияющая, радостная.

Они встретились, как старые знакомые.

Каймеры занимали уютную квартирку из трех комнат с видом на горы. В большой столовой стоял накрытый белоснежной скатертью стол, на стене тикали старинные немецкие часы с кукушкой. Было тихо, тепло. Павел Петрович и Каймер уселись в мягкие кресла. Петер держал большую трубку и поминутно пускал сикие клубы дыма. Он то и дело самодовольно щурился и подмигивал Аносову, глазами показывая на пухлую и румяную дочь: смотри, дескать, какая умная и пригожая моя дочь. Хозяйка!

Эльза приготовила крепкое кофе и подала на стол. Краснея, Аносов стал расхваливать девушку, которая, опустив глаза, молча выслушивала эти похвалы. Петер одобрительно покачивал головой:

- Моя Эльза делает дом полная чаша. Но... - Каймер вздохнул и развел руками: - Но она есть женщина, и, так богом положено, она оставит отца и уйдет к мужу. Она ждет хорошего человека. Так всегда поступает умный и терпеливый немецкий девушка. Правда я говорю, Эльза?

Дочь недовольно повела плечами, а лицо гостя залилось румянцем. Чтобы несколько смягчить намек отца, девушка положила перед Аносовым альбом и кокетливо спросила:

- Вы пишете стихи? Напишите для меня что-нибудь приятное.

Павел Петрович окончательно сконфузился:

- Вот, ей-богу, в жизни никогда не писал стихов.

- Ну, а для меня это вы сделаете? - умоляюще взглянула она на горного офицера.

- Вы должен писать! Так принят в хороший общество! - настаивал и Каймер.

- Что ж, раз так, - повинуюсь! - И, как ни мало любил Аносов девичьи альбомчики, разные сентиментальности, всё же он взялся за перо, с минуту подумал и вспомнил Пушкина. Стал быстро писать:

Я пережил свои желанья,

Я разлюбил свои мечты;

Остались мне одни страданья,

Плоды сердечной пустоты.

Под бурями судьбы жестокой

Увял цветущий мой венец

Живу печальный, одинокий

И жду: придет ли мой конец?

Так, поздним хладом пораженный,

Как бури слышен зимний свист,

Один - на ветке обнаженной

Трепещет запоздалый лист.

Эльза склонилась к плечу горного офицера и обдала его жаром своего дыхания.

- О бедненький мой! - сказала она. - Папа, он один-один, как лист на ветке обнаженной...

Каймер закашлялся, вскочил вдруг, схватил свой картуз и торопливо бросил:

- Ах, я сейчас вспомнил. У меня есть большой дело. Вы, мои дети, пока один.

Старик ушел, и, странно, Аносов вдруг почувствовал себя еще более скованным и неловким. Так они с Эльзой долго сидели молча. Девушка убрала посуду со стола, взяла старый отцовский чулок и стала тщательно штопать, изредка бросая на гостя многозначительные взгляды.

Каймер вернулся к вечеру веселым и немного возбужденным. Завидя его в окно, дочь предупредила Аносова:

- Он, конечно, был в немецкий клуб и пил много ячменного пива!

Переступая порог, Петер озорно закричал на всю горницу:

- Ну, как тут веселились, мои голубки? - он подмигнул Павлу Петровичу и погрозил пальцем: - Вы, шельмец, милый мой, по всему вижу, одержали победа!

Эльза смело подошла к отцу, взяла его за плечи и подтолкнула в спальню:

- Вам пора спать, папа!

Грузный Каймер покорно подчинился дочери. Кряхтя, он разделся за перегородкой и через минуту густо засопел.

С того дня так и установилось, - каждое воскресенье Аносов после обеда являлся в знакомый домик на Большой Немецкой улице и просиживал там до сумерек. Отпив кофе и выкурив свою любимую трубку, Каймер уходил в немецкий клуб, и по возвращении каждый раз повторялось одно и то же.

Однажды в субботу к Павлу Петровичу зашел опечаленный старик Швецов. Взглянув на его хмурое лицо, опущенные плечи, Аносов всполошился:

- Что с тобой, ты всегда такой бодрый, а сегодня обвял?

Литейщик оперся о край стола, руки его дрожали, а на ресницах блеснула слеза:

- Луша плоха... Огневица приключилась... Боюсь, не выходим.