Большая судьба

— Это как тебе сказать, Петрович, — со смешком в голосе ответил он. Не пойман — не вор…

— Я совсем о другом, — перебил его Аносов. — Не о хищениях.

— А о чем? — поднял удивленные глаза старатель.

— Давно мы золото моем, а хорошо ли? Сколько золота в песке остается?

— Бог его ведает; надо думать, поболе, чем намываем. После нас тут проходят с лотками и тоже свое находят, — пояснил Митрошка.

— То-то и оно, — вымолвил Аносов и, обратясь к Лисенко, добавил: Подумайте, сколько силы человеческой зря теряется! Жаль, очень жаль. Надо подумать над тем, как побольше извлекать золота.

— Но мы и так намываем немало! Мне кажется, это предел, — возразил инженер. — Впрочем…

— Вот именно — впрочем; надо найти свое, новое! — загораясь, заговорил Аносов. — Почему мы должны всё водой делать? Я предлагаю применить плавку золотых песков!

Брови старика-старателя полезли кверху, губы задрожали в беззвучном смехе:

— Да где это видано, батюшка! Ты хоть людям о том не говори…

Аносов поднялся, лицо его стало суровым:

— Ну, коли так, Митрий Иванович, поедешь со мной и сам будешь делать то, о чем я сказал!

Митрошка взмолился:

— Освободи, сударь…

— Нет, нет, — отверг его просьбу Павел Петрович. — Полезай в дрожки, поедем!

Кряхтя, Митрошка взобрался на сиденье.

— А вы тоже над моими словами подумайте, — крикнул Аносов инженеру.

Заклубилась пыль. Жарко припекало солнце. Старатель беспокойно задвигался на сиденье.

— Ты угомонись, от меня не уйдешь! Опыт мне твой нужен! Ты, да я, да Швецов — увидишь, что сделаем! — сказал Павел Петрович и весело засмеялся…

Примчались на Николае-Алексеевский рудник. Добыча золота была там скудная. Горы песку промывали на вашгерде, и в результате каторжного труда в лотке задерживались лишь жалкие крупицы золота.

Митрошка встрепенулся.

— Вот она правда, Петрович. Сам видишь: золото моем — голосом воем…

— Погоди, братец, — остановил его Аносов. — Вот тебе задача. Отбери десять тысяч пудов золотых песков да перемешай. Будем пытать песок, что он скажет?

Поставили палатку, и Павел Петрович устроился в ней. Ранним утром, когда густой туман клубился в долине, он со старателями принимался за работу. Митрошка на глазах преображался. Его большие корявые руки легко и быстро справлялись с любым делом. На приисках всё было ему знакомое, родное. Работал он с песней. Как веселый воробей, он порхал по отвалам, управлялся с корытами, с ручным вашгердом. Потряхивая лотком, он пел:

Таракан дрова рубил,
Себе голову срубил,
Комар воду возил,
В грязи ноги завязил… Эх!..

Глядя на проворные, легкие движения старателя, Аносов удивлялся: «Сколько же силы и проворства в нем? И весел, как щегол!».

Рядом с Митрошкой в мыслях инженера вставал строгий, с иконописным лицом литейщик Николай Швецов.

«И тот, и другой — разные люди, а работе всё отдают! — думал Павел Петрович. — Для обоих труд не проклятие, а радость. Работают, как веселую игру ведут».

Поздно вечером, когда все старатели разбрелись по баракам, Митрошка вертелся у костра. Стряпухи налили ему в чашку хлёбова, досыта накормили и ласково уговаривали:

— А ты допой нам песню свою…

Старатель огладил бороденку, лукаво подмигнул женщинам:

— Будь по-вашему, сизокрылые.

Аносов, лежа в палатке, прислушивался к пению старика и удивлялся его неугомонному характеру. Митрошка бойко, разудало распевал:

…Вошка парилась,
Приушмаривалась.
Мушка подскочила
И в предбанник утащила.
Вы бегите-ко, ребята,
По попов, по дьяков,
По богатых мужиков… Эх!..

Приискатель схватил две ложки и, выстукивая ими дробь, пустился в пляс. Он кружил, притопывал, задорно поводил глазами на жёнок и продолжал лихо распевать:

Зародила попадья,
Зародила воробья,
Долгоносенького,
Чернохвостенького.
Его староста судил.
Егор Филатыч рассудил
Не бить его кнутом,
А остригчи кругом,
Две косички оставить,
Воробья в попы поставить… Эх!..

Аносов не утерпел, вышел из палатки к костру. Тут уже толпились работные. Митрошка не смутился; закинув задорно голову, лукаво поглядывая на Павла Петровича, он зачастил под стрекотанье ложек:

Кто не едет, кто нейдет,
Воробья попом зовет;
Что ты, батюшка попок,
Что ты ходишь без порток,
Портки строченые,
Невороченые.
Портки девушки шили,
Тараканы источили,
Девки хлопнули окном,
Убежали за попом.
Поп не знает, куда деться:
Он кадило-то под лавку,
Аллилую на кровать,
Сам забрался под кровать… Эх!..

Старик в последний раз топнул ногой, махнул рукой и угомонился.