Большая судьба

Пользуясь высоким покровительством, Петер Каймер свою работу обставил глубокой тайной. Он плотно закрывал в цехе все двери и никого не впускал. Однажды Аносов не утерпел и, несмотря на мрачный вид Петера, перешагнул порог цеха.

Каймер с холодной вежливостью поклонился Павлу Петровичу:

— Вы пришли в весьма неудачный момент, когда у нас идет только проба. Прошу извинить, я очень волнуюсь. Мы стоим у порог большой тайны, и вы сейчас не сможете получить никакой удовольствий…

Он медленно, как бегемот, повернулся к Аносову спиной и ушел в глубь цеха. Возмущенный Аносов молча покинул цех.

— Не тревожься, Петрович, — успокаивал Аносова литейщик Швецов. По-моему, он не с того конца начал поиски. Всякое дело требует глубокой думки, а так, наудачу да в темную играть, — толку не жди.

Старый кержак величаво-сурово проходил мимо заветных дверей таинственного цеха. Разговаривал он с Каймером с большим тактом, сохраняя достоинство. Иначе относились к Петеру молодые русские мастера. Они не могли примириться с таинственным поведением иноземца. Подносчики запоминали, сколько и чего доставили в цех, забирались в темные уголки, наблюдали, но всё было напрасно: Петер вел себя осторожно.

Время между тем уходило. Миновал год.

— Долго чегой-то шаманит наш кудесник! — с легкой насмешкой вымолвил однажды Швецов. — Нам бы самим поколдовать, Петрович. Соскучилось сердце по большой работе.

Аносов понимал, что настоящее открытие легко не приходит, и поэтому спокойно ответил старику:

— Каймер взялся за важное открытие, а оно требует огромной настойчивости и терпения. Надо обождать. Погоди немного, отец, придет и наш час. Великий труд впереди, а пока терпи и думай свою заветную думку. Не всё в Каймере плохо.

Старик хотел что-то возразить, но Павел Петрович предупредил его:

— Ты возмущаешься поведением немца; а у нас какой обычай? Кто из литейщиков не хранит своих секретов? А если и передаст, то только по наследству. А это как назвать?

Аносов попал в больное место литейщика. Он смущенно опустил глаза: понял намек.

Волновался не только Аносов, но и сам начальник фабрики Ахте: он переходил от восторгов к растерянности, от растерянности к новым обещаниям, а дело между тем подвигалось медленно. Были выданы плавки, но они оказались плохими.

Терпению, казалось, приходил конец, но тут Каймер выдал обычную сталь, которая обошлась значительно дороже.

— Вот оно как, обремизился! — оправляя сивую бороду, хмуро сказал Швецов. — Теперь бы посмеяться над бахвалом, да бог с ним! Небось у самого паскудно на душе.

Каймер сразу опустился, посерел, куда и спесь девалась! Когда наступал вечер, он не уходил, как в былые дни, в немецкий клуб, чтобы поразвлечься там за кружкой пенистого пива, а оставался дома и безмолвно просиживал долгие часы в глубоком кресле. Эльза с жалостью смотрела на отца. От неудачи старик осунулся, постарел. Однажды Эльза купила отцу две кварты ячменного пива и с соболезнующим видом поставила перед ним.

— Пей, отец. Тебе трудно отстать от старых привычек, — сказала она старику.

Каймер решительно отодвинул кувшин с пивом. Хмуро опустив голову, он пожаловался Эльзе:

— Я честный немец, и мне стыдно смотреть людям в глаза! Я был в Золингене лучший мастер. Я делал ножи и думал, что здесь, в России, всё смогу. Но тут есть свои сталевары. Если бы я знал!

Дочь разгладила взъерошенные волосы на голове отца.

— Ты всегда был слегка заносчив, но сейчас больше не станешь хвастаться, и всё будет хорошо, — ровным, спокойным голосом уговаривала она его. — Пей свое пиво, отец.

— Нет, нет, — покачал головой Петер. — И пиво не буду пить, и не всё будет хорошо. Аносов мой враг и теперь будет смеяться надо мной.

— Он порядочный человек и не позволит себе насмешки над старым человеком! — уверенно сказала Эльза.

— Ты ошибаешься, он не такой! — запротестовал Каймер. — Он оставил тебя — лучшую девушку из Золингена.

— Это совсем другое, — вспыхнув, перебила дочь. — Не надо говорить об этом, отец…

Старик догадался, что Эльзе тяжело от воспоминаний, вздохнул и замолчал.

Однажды в сумерки он вышел на Большую Немецкую и нос к носу столкнулся с Аносовым. Каймер сделал вид, что не заметил Павла Петровича, но тот окликнул его и дружески протянул руку:

— Ну, как дела, старина?

Каймер отвел глаза в сторону и не отозвался. По его хмурому виду Аносов догадался, что творится в душе литейщика. Он обнял его за плечи и дружески сказал:

— Не вешай головы, братец. После большой пирушки всегда наступает горькое похмелье. Ты человек решительный, возьми себя в руки и трудись. С кем не бывает неудач?..

Каймер благодарно взглянул на Аносова и повеселел. Придя домой, он облегченно сказал Эльзе:

— Русские люди — хорошие люди. Этот инженер не плохой человек… Он совсем не смеялся над моей бедой…

Павлу Петровичу предстояло серьезное испытание. Он решил сам добиться изготовления литой стали. Это и будет настоящим преддверием к открытию тайны булата!

Снова долгие вечера проводил он за книгами и рукописями. Работы Гей-Люссака, Ринмана и Реомюра не давали ясного и определенного ответа на интересный и важный вопрос.