Читаем Большая судьба полностью

«Микроскоп!» — догадался Швецов и стал внимательно рассматривать разложенные на столике образцы сталей. Вот — булатные, литые, сварные, витые, кованые.

— Садись поближе, — указал Аносов на стул. — Я сейчас кое-что тебе покажу. — Павел Петрович показал глазами на образцы. — Обрати внимание, узоры у них разные. Теперь посмотрим!

Он положил восточный булат под микроскоп. Синеватый клинок излучал нежное блистание. Казалось, металл чуть-чуть охвачен изморозью.

— Взгляни в окуляр на сей узор! — предложил Аносов.

Литейщик, не дыша, уставился в линзу. Второй глаз он сильно прищурил, но в окуляре всё заволакивала муть.

— Туман кругом, ничегошеньки не вижу, — с разочарованием сказал старик.

— Погоди, сейчас увидишь! — Павел Петрович покрутил кремальеру, и слиток оказался в фокусе.

Швецов замер, очарованный видением.

— По рисунку, который ты видишь, во многом определяется качество стали, — пояснил Аносов. — Эти волнистые линии, которые, как ручеек, текут перед тобой, сплетения и блеск — есть результат той тайны, которую нам предстоит разгадать! Ах, отец, отец, что за чудо-булат перед тобой… А теперь взгляни на другой, и тебе всё станет очевидным! — Аносов положил под объектив микроскопа другой образец.

— Нет, Петрович, тут что-то не то! Сгасло сияние! — уныло проговорил литейщик. — Куда что и подевалось!

В стеклянном окошечке по синеватому полю просвечивал робкий узор. Однако что-то мертвое, потухшее ощущалось теперь. Не струился булат перебегающими искорками, блеск его был холодный, застывший.

— Какой же это булат? — иронически спросил Швецов.

— Известно какой. Разве не узнаёшь? Это булат работы прославленных золингенских мастеров. А в чем разница? — спокойно спросил инженер. Разница в том, что на немецких клинках узор сделан вытравливанием и при перековке он исчезает, как дым в ясную погоду! Вот в чем дело, отец. Мы установили простую истину: упругость и прочность металла всецело зависят от его структуры. И теперь я знаю, что тайна булата кроется глубоко внутри сплава, в сцеплении невидимых для нашего глаза мельчайших частиц кристаллов металла. Как разгадать нам тайну? Что нам поможет? А вот смотри. — И Аносов взял со стола два стальных отрезка.

— Сейчас я кладу на предметное стекло сплав немецкого булата. Взгляни сюда! — он подкрутил кремальеру.

— Стой, стой! — закричал старик. — Всё вижу, как на ладони. Вот так чудеса!

Простой немецкий булат вдруг сразу изменился: ровный, гладкий кусочек стали неожиданно предстал частицами, по-разному и, казалось, в беспорядке сцепленными. Не успел Швецов еще раз высказать свое удивление, как Павел Петрович сменил кусочек сплава на другой.

— А вот это наш, только что добытый! — сказал весело Аносов.

Литейщик, затаив дыхание, долго смотрел в микроскоп. Сердце его учащенно забилось. И как не биться ему взволнованно, когда перед простым человеком почти по-сказочному раскрылось дело рук его! По стали наметился узор, похожий на булатный.

— Да-а! — протяжно сказал старик. — Это уже почти булат! — Он поднялся и долго рассматривал сплав невооруженным глазом. Узор терялся в синеве слитка.

— Это еще не всё! — продолжал Аносов. — Теперь наши опыты показали, что сталь даже при совершенно одинаковом химическом составе может обладать различными свойствами. В чем тут дело? И вот выяснилось, что отливка, ковка, отжиг, закалка влияют на внутреннее строение стали и на качество клинка!

— Вот оно что! — оживился литейщик. — Великое дело — наука. Она всякую тайность откроет. Теперь, как пить дать, русский булат не за горами!

— Не за горами! — согласился Аносов. — Нелегко будет, но завершим опыты!

Швецов с уважением посмотрел на инженера: усталое лицо, воспаленные глаза его говорили о бесконечно большом труде.

«Нелегко ему достается булат! — подумал старик. — Чтобы до всего дознаться, надо самому быть булатом!»

За окном над Косотуром висели грязные лохмотья туч, посыпался редкий снежок.

— Которая зима в труде проходит, — со вздохом вымолвил Аносов. — Но чувствую я, что безбрежный океан остался уже позади.

И, как бы желая его ободрить, из-за разорванной тучи прорвался и засиял золотой луч зимнего солнца.

Глава пятая

НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ О ЛЮДЯХ!

Опыты продолжались. Ободренный успехом, Аносов дни и ночи проводил у горна. Он сам возился с тиглями и часами не сводил глаз с плавки. Тут же у горнов, примостившись в уголку, чтобы не мешать людям, он наспех обедал, делясь скромной трапезой со своим верным помощником Швецовым.

Аносов в такие дни забывал обо всем на свете, а в это время у цеха его часто ждали работные: граверы, шлифовальщики, жёны мастеровых. Они приходили со своими нуждами и печалями и терпеливо стояли на холоде, боясь оторвать Павла Петровича от работы. Однажды он вышел потный, без фуражки, с прилипшими ко лбу волосами. В обветшалой одежонке, в старом мужицком зипунишке, в стоптанных валенках, перед ним стояла вдова мастерового и жалобно смотрела на него.

— Ты что?.. — спросил Аносов.

— К тебе, батюшка. Большое горюшко пригнало. Помоги, родимый. — В голосе ее прозвучала большая печаль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное