Больше, чем что-либо на свете

Супруга матушки вздрогнула от прикосновения и вскинула на Рамут полный пульсирующего страха взгляд.

– Где ты была так долго? – сдавленным, ломающимся голосом спросила она. – Господин Вук... Он ждёт уже два часа.

– Прости, я задержалась в Обществе врачей. Думала, что только осмотрюсь там, запишусь и задам пару вопросов, а пришлось сразу же работать. – Рамут встала у кресла Темани, опасаясь поворачиваться к Вуку спиной: звериная настороженность превращала её в сжатую пружину.

– Моя госпожа сколь прекрасна, столь же и трудолюбива, – сказал Вук, приближаясь мягкой поступью хищника.

Даже в далёком детстве, встретив у зимнего колодца высокого воина с холодными глазами, Рамут так не обмирала. Ей, маленькой девочке, матушкин взгляд тогда казался самой страшной, невыносимой вещью на свете... Сейчас она видела перед собой гораздо более жуткое, опасное, непредсказуемое и непостижимое существо. Рамут искала в ледяной, как междумирье, бездне его взгляда ту усталую, но светлую душу, которая разговаривала без слов с её душой, и не находила. Яркий мир, бело-жёлтые цветы... Где это всё? Где ласковый шёпот трав, где незримое прикосновение тёплой ладони к сердцу? Всё исчезло, словно канув в тёмную бездонную прорубь. Неужели тогда ей всё пригрезилось, а сейчас перед нею предстала вся правда без прикрас? Или Вук оплёл её сладкими чарами, а теперь показал своё истинное лицо – а вернее, кровожадную звериную харю, наводящую ужас? Волчья морда клыкастой оскаленной маской проступала сквозь человеческие черты, делая красоту жёсткой, как холодный камень. Мороз бежал по коже от пронзительной, недоброй пригожести этого лица.

– Я пришёл, чтобы сообщить тебе, что всё уже почти готово для нашей свадьбы, моя бесценная избранница, – сказал Вук, с отчётливым ледяным призвуком выговаривая каждое слово. – Торжество состоится через месяц во дворце Её Величества. Я принёс примерное описание церемонии. – Он развернул перед Рамут папку с исписанными листками. – Вот здесь изложен ход праздника. Просмотри и утверди его, а если желаешь, можешь внести свои предложения. Её Величество обязательно их рассмотрит.

У него было вкрадчивое, подобострастное обхождение опытного царедворца, змеёй вползающее в душу, оплетающее клейкими тенётами витиеватой учтивости и лести. Мягко он стелил, но не окажется ли постель жёсткой? Рамут рассеянно скользила взглядом по строчкам, заполненным чётким, холодно красивым почерком, но суть читаемого ускользала от неё. Да не всё ли равно, что будет на этом торжестве? Вся эта навязанная роскошь давила на душу, как стальные кандалы. К чему это всё, если видение яркого мира с голубым чистым небом поглотил зловещий мрак? Рамут не могла взять в толк, отчего Вук так изменился, это ошеломило её и навалилось обездвиживающим недоумением. Какой Вук был настоящий – тот, с тёплой улыбкой, или этот – сладкоречивое чудовище с ледышкой в груди? Непонимание мучительно разрывало разум. Страницы с шелестом вздохнули и закрылись.

– Вук, прости, день сегодня был насыщенный... Ужасно устала и решительно ничего не соображаю, – проронила Рамут, возвращая папку.

Рука Вука мягко, но настойчиво надавила в противоположном направлении.

– Ты можешь оставить это у себя, госпожа. Если я пришёл в неподходящее время, прошу меня простить. – В поклоне глаза Вука коротко зажглись морозными искорками. – Прочти, когда тебе будет удобно, а я приду за ответом позже. Но помни, что сделать это нужно к определённому сроку, потому что если ты захочешь что-нибудь изменить, это должно быть известно заблаговременно, а не в самый последний день.

Вук стоял близко, но не касался Рамут, не пытался обнять или взять за руку. Он был безупречно учтив – чужой, холодный, непонятный.

– Сколько у меня времени на размышления? – спросила Рамут, растерянно вертя в руках папку.

– Будет замечательно, если ты примешь решение и поставишь подпись в течение пяти дней, моя несравненная госпожа, – ответил помощник Дамрад. – К этому сроку, если позволишь, я и приду за ответом. В котором часу тебе будет удобно меня принять? Чтобы и я не ждал понапрасну, и ты не была усталой и грустной...

При последних словах кривоватое подобие улыбки тронуло твёрдые губы Вука, но в его взгляде по-прежнему блестел непроницаемый иней. Плечи Рамут невольно свело дрожью, будто от дуновения сквозняка по голой коже.

– Я сама пока не знаю точно, чем и как я буду занята через пять дней, – проговорила она. – Я сейчас вступаю в Общество врачей, мне нужно подготовить доклад... Ума не приложу, как я успею и то, и другое. Но я постараюсь.

– Если не успеешь, не страшно, – подумав мгновение, сказал Вук. – Два-три дня сверх названного срока не сделают погоды. Но не позднее, дражайшая владычица моего сердца! После вносить изменения будет уже слишком поздно. Тебя устроит, если я приду за ответом около семи утра? Ты ведь будешь ещё дома?