Больше, чем что-либо на свете

Дамрад ждала Темань в повозке не одна: рядом с ней сидел светловолосый красавец, как две капли воды похожий на неё. Завитая крупными локонами грива цвета белого золота падала на его широкие плечи; природа наградила его богатыми бровями светлого оттенка, но для пущей выразительности они были подкрашены тёмным карандашом, а лишние волоски во избежание «мохнатого» вида – заботливо выщипаны. При великолепно развитом, мускулистом теле зрелого мужчины глаза его светились неиспорченной юностью. При виде Темани он смутился и захлопал пушистыми ресницами.

– Здравствуй, прекрасная Темань, – чуть наклонив голову, молвила Дамрад. И, окинув её цепким взором, добавила: – Что-то вид у тебя не слишком цветущий, дорогая моя... Что с тобой? Тебе нездоровится?

– Я здорова, Великая Госпожа, – сухо ответила Темань. – Просто очень много работы.

– Пописывая свои статейки о светской жизни, настоящей работы ты даже не нюхала, – усмехнулась Владычица. – Госпожа Ингмагирд лестно о тебе отзывается. Уж прости, что мы с нею взвалили на тебя эту должность, но Аривельд в самом деле никуда не годилась. Ты выполняла её работу и справлялась недурно, так что вполне закономерно было поставить на её место тебя. Но, боюсь, ты действительно немного утомилась, что далеко не полезно для предстоящего зачатия... Вот что, голубушка: даю тебе месячный отпуск. Чтобы за этот месяц ты хорошенько отдохнула, поняла меня? И не забывай питаться как следует. Уж будь уверена, я за этим прослежу.

Сидя напротив Владычицы в леденящем луче её взгляда, Темань с удивлением чувствовала, что устала даже ненавидеть... И бояться тоже. Все чувства притупились, краски поблёкли, глаза как будто застилала никогда не рассеивающаяся серая дымка. Мягкий ход повозки почти не ощущался, Темань будто проваливалась в пустоту.

Повозка остановилась, и она очнулась, как от толчка в плечо.

– Вот ты и дома, дорогая, – сказала Дамрад. – Настоятельно советую тебе поужинать и лечь в постель. С завтрашнего дня ты в отпуске. Ни о чём не тревожься и просто отдыхай. Ти́рлейф, – обратилась она к светловолосому красавцу, – подай госпоже Темани руку.

Тот послушно исполнил распоряжение – выскочил и расторопно распахнул дверцу со стороны Темани.

– Позволь тебе помочь, госпожа, – сказал он.

Его молодой голос звучал приятно для слуха. Снова встретившись с его детски-чистым взглядом, Темань невольно улыбнулась, но не губами, а внутренне, сердцем. Тирлейф был и похож, и вместе с тем не похож на Дамрад, и она поняла, что его отличало: глаза. В них отсутствовал этот иномирный, убийственный холод, который излучал взор правительницы Длани.

Проснувшись утром, Темань ахнула: уже полдесятого! Ведь ей ещё час назад нужно было прибыть в редакцию...

– Дом, почему ты меня вовремя не разбудил? – вскричала она, садясь в постели и разминая пальцами веки. В глазах – сухость, точно песку насыпали...

«Госпожа, ты, должно быть, забыла: с сегодняшнего дня ты в отпуске. Поэтому рано вставать тебе не нужно».

Темань упала на подушку. Ночь промелькнула в круговороте нелепых и запутанных снов, из которых ей запомнилось только осеннее тоскливо-пронзительное чувство в груди – то ли крик, то ли стон, касавшийся волос прохладным дыханием. Это было чувство смутной потери, а вот чего или кого – Темань так и не смогла понять, но ещё долго пребывала в задумчиво-печальном расположении духа. Даже странно: сегодня не нужно было мчаться в эту треклятую редакцию, но она ловила себя на тревоге – как там всё идёт без неё? Справится ли Хаград, не пойдёт ли всё кувырком? Нет, не странно – смешно: до вчерашнего дня Темань ненавидела эту работу, а сейчас рвалась туда...

Впрочем, это чувство она испытывала совсем недолго, а потом всё слилось в один бесконечный выходной день. Некоторое время она по привычке просыпалась рано, но, вспомнив, что никуда бежать не нужно, закрывала глаза и с наслаждением утыкалась в подушку поуютнее. Окончательно она пробуждалась в десятом часу, а если случалось засидеться допоздна, то и в полдень. Душа и совесть требовали использовать эту кучу свободного времени для творчества, но, как назло, Темань не могла выдавить из себя ни строчки. Она целыми днями читала и гуляла в городском саду, а также возобновила встречи с Леглит, которые из-за напряжённой работы в новой должности приходилось отменять. Темань с наслаждением бросалась в объятия навьи-зодчего, пила её ласку, как чудотворное зелье, и чувствовала, что понемногу оживает. О предстоящем зачатии она Леглит рассказала, не уточнила только, чья кровь будет течь в жилах её будущего отпрыска.

На двадцать первый день отпуска пришёл Тирлейф. Не с пустыми руками: он принёс коробку любимых пирожных Темани и ещё одну мягкую игрушку – плюшевого птицеящера драмаука. На нём был скромный чёрный наряд и чёрный плащ до пят; если бы не густая вьющаяся грива цвета белого золота, выглядел бы он во всём этом мрачновато. Впрочем, для мужчин-навиев чёрный цвет в одежде считался основным.

– Я... Гм... Госпожа, я пришёл, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь, – запинаясь от смущения, сказал Тирлейф.