Больше чем просто дом

Весь день на нервах — температура 99,8. Джим, Гек и Джо приехали после ужина. Мы собираемся держаться вместе. Все мне твердят: «Не отрывайся от друзей», — я и держусь, прямо впился как пиявка, попробуй меня стряхни! Хоть бы получить приглашение от «Водорослей».

Понедельник

Писем нет — Джим, Гек и Джо где-то пропадают, в колледже полная анархия. Не выйду из комнаты, пока не получу приглашение. Температура 89,7.

Вторник

Писем нет, только счет из «Синклера». Второкурсники зовут меня в местный клуб. Сказал им, что обещал не отрываться от друзей. Получил для Джима, Гека и Джо приглашения в местный клуб. Почему они ко мне не приходят?

Среда

Заходил Джо и сказал, что они с Геком вступили в «Пилюлю», а Джим собирается в «Звезду и подвязку». У меня хорошие перспективы попасть в «Пилюлю», снова отказал местным.

Четверг

Мы все идем в «Звезду и подвязку». Хорошо, что я выждал. Пожали друг другу руки, Джо и Гек прослезились. Эмоции накаляются. Температура 100.

Пятница

Питер Хайп уговаривал меня подать в «Легкое и крюк». Я сказал ему, что не хочу отрываться от друзей. Хоть бы он не принял это всерьез.

Суббота

Пригласили в «Легкое и крюк». Как больно расставаться с Джо и Геком. Пожал руки всем «Легким», был представлен некоторым однокурсникам.

Воскресенье

Ужасно волнуюсь. Температура 102.

Понедельник

Записался в «Водоросли». А Джим — дурак, что упустил такую возможность. Каждый мужчина должен уметь о себе позаботиться. Гек и Джо всегда были мне обузой. Им и без меня будет хорошо в «Звезде и подвязке». Написал обо всем Дорис. Температура — в норме.

Повелитель кровососов Рассказ о войне [103]

Дело было однажды ночью в июле 1914 года. В Берлинском дворце во главе стола, за которым собрались министры, сидел человек. Человек был высок, усат и сухорук. (Догадываешься, читатель, о ком речь?) На нем был военный мундир, зеленый с серыми нашивками, и синие штаны с красными лампасами.

— Ваше высочество, — сказал фон Олухманн, — все готово.

Кайзер печально кивнул и скрестил руки, вернее, постарался прикрыть короткую руку другой рукой. Потом скрестил ноги — короткую положил сверху — и, почесывая длинную мочку уха, перешел к делу.

— Ницше, — произнес он и умолк, дожидаясь, чтобы его слово произвело должный эффект.

Фон Гользадинг немедленно вскочил на стол и провозгласил традиционную здравицу в честь Ницше, все издали троекратный рев, завершившийся тремя зейделями[104] пива.

— Ницше, — продолжил кайзер, — сказал, что меч принесет нам победу. — При этом он нежно провел рукой вдоль своего клинка и проверил остроту лезвия — отсек кончик на черешке сельдерея, который мусолил во рту.

— Ваше высочество, — крикнул фон Сплюндингер, — Бельгия должна быть принесена в жертву!

Кайзер кусал губу, пока кровь медленно не закапала на стол, стекаясь красно-желтыми лужицами. Его советники окунули в них пальцы и благоговейно перекрестились. Глубоко растроганный кайзер поднял бокал в их честь.

— А как с Америкой? — спросил Пистаччио, председатель клуба «Домино».

— С Америкой? — переспросил кайзер, выпрямляясь в полный рост. — У Карла Второго был Кромвель. У Цезаря — Брут, а у Вильсона…

Послышались крики: «Плагиат!» — и кайзер осекся.

— Дэниэл Уэбстер был немцем, — продолжил он, слегка сконфуженный. Он обратился к сидящему в центре барону Баденуффу, главе Шекспиргётетевтонского союза, и приказал: — Посмотри-ка в словаре, Бадди.

Целый час, пока Баденуфф проверял сведения по Уэбстеру, все сидели в гробовой тишине — ее нарушал только скрежет клинка, которым кайзер чесал потницу на шее — подхватил прошлым летом на пляже в Остенде, играя в чехарду с царем Николаем. Наконец Баденуфф вернулся.

— Я кое-что нашел в биографии Уэбстера, — объявил барон. — Заслуживает внимания тот факт, что однажды он останавливался в гостинице «Квашенкапустен», проезжая через Пенсильванию. Это доказывает его немецкое происхождение, ибо никто, кроме немца, не заночует в гостинице с немецким названием без крайней необходимости, а у Дэниэла таковой не было.

Трижды пронеслось громовое «ура!», и, согласно древнему германскому обычаю, все приготовились присягнуть друг другу, испив монаршей крови. Кайзер куснул губу, но она была полностью обескровлена. Тогда он вилкой для оливок отворил артерию на ноге.

Присутствующие от всего сердца залпом осушили кровавые кубки под звуки немецкого оркестра, наяривавшего «Ach du lieber Augustine»,[105] и лакей привязал меч к парализованной кайзеровой руке — пришло время фотографироваться.

Кочегар Седрик [106] (Скотт Фицджеральд в соавторстве с Джоном Биггсом)