Хань одёрнул футболку, сунул ноги в тёплые пушистые тапки и побрёл к двери, распахнул и окаменел, уставившись на Чонина. Тот торчал у порога в расстёгнутой лёгкой куртке, изрядно припорошенный снегом. Снег белел в его волосах, таял на скулах и на шее, превращался в сверкающие капли на тонком свитере. В руках Чонин держал старый номер «Субботы», развёрнутый на статье с заголовком «Человек, влюблённый в танец». Под статьёй красовалось имя автора - Лу Хань.
Поражённый Хань ничего не мог сказать, просто возмущённо смотрел на Чонина и пытался отыскать подходящие слова, чтобы вбить раз и навсегда в одну упрямую голову сведения о том, как следует одеваться зимой и беречь собственное здоровье. Чонин сам зашёл в квартиру и сердито захлопнул за собой дверь. Перед носом Ханя возник журнал.
- Ты вообще понимал, что именно пишешь?
- Не имею привычки писать, не подумав, - машинально огрызнулся Хань. - Что тебе не понравилось? Или ты…
Хань попытался сделать вдох, но не смог, потому что его губы надёжно запечатали поцелуем. Где-то там, в другой реальности, наверное, шлёпнулся на пол журнал. Хань ударился спиной о стену и настороженно замер. Поначалу. Потом всё перестало иметь значение, потому что это было слишком исступлённо. Всего лишь второй поцелуй, но уже исступлённо. Твёрдые и сухие губы с отчётливым вкусом шоколада, холодные после уличного мороза, неровное дыхание с теми же тёплыми шоколадными нотками - и обыденное корейское слово «чебаль» никогда не звучало для Ханя такой проникновенной музыкой, как сейчас.
Чонин оставил в покое его губы и чуть отстранился, немного нахмурился и опустил голову. Хань не дал ему ни единого шанса поддаться сомнениям, протянул руку, провёл ладонью по обжигающе горячей смуглой шее, запустил пальцы в тёмные волосы на затылке и притянул к себе. Ближе, плотнее, чтобы снежинки таяли между ними, опаляя холодом и нагреваясь, тая от жара их тел.
На пол полетели куртка, свитер, рубашка, футболка и майка - чёрт знает, где и чьё. Потом к лодыжкам Ханя благополучно съехали свободные брюки, пока он возился с пряжкой и молнией на джинсах Чонина. Чонин собирался что-то то ли сказать, то ли спросить, но уверенное прикосновение прохладной ладони Ханя к низу живота заставило его забыть об этом.
Дистанция в вытянутую руку крошилась между ними, и ломалось на куски одиночество.
В комнате на столе надрывался телефон, но никому не было до него дела.
Хань торопливо высвобождал из складок ткани напряжённую плоть, дразняще проводил пальцами по всей длине и жмурился от прикосновений жёстких рук к собственным бёдрам.
- Не надо церемоний, - прошептал он, притянув Чонина к себе ближе. - Просто не останавливайся.
Хватка на бёдрах усилилась, резкий рывок заставил их обоих тихо застонать. Слишком быстро и напористо, но хотелось именно так и никак иначе. Слишком долго они ходили кругами и чего-то ждали. Достаточно уже ожиданий. Хватит. Тем более, при плотном расписании.
Хань проехался спиной по шершавой стене и зашипел от саднящей боли. Кожу содрал, что ли… Ну и чёрт с ней. Он обхватил шею Чонина руками и прижался к горячему и твёрдому телу так плотно, как только мог. Ему не хватало просто части тела внутри, он хотел Чонина всего полностью. Вжать в себя, впитать всего без остатка, чтобы Чонин принадлежал всегда лишь ему одному и никому больше. Весь Чонин, весь его танец, вся его музыка, каждое движение и каждый жест.
- Мой… - выдохнул он на новом толчке. Жадно, нетерпеливо, немного болезненно, но искренне.
Они замирали время от времени, чтобы отвлечься на собственнические поцелуи, потом вновь стремились стать одним целым: Чонин двигался мощно, сильно, стараясь проникнуть глубже, Хань сам подавался навстречу, насаживался, опираясь ладонями о широкие плечи, стремясь к абсолютной близости. Хриплое дыхание оставалось на губах напротив, как и отрывистые стоны, как и их имена, потом всё смешивалось опять в соприкосновениях губ, дрожало на кончиках языков, проступало вместе с каплями пота на коже - светлой и смуглой. Им друг друга не хватало - до боли и пьянящего вкуса лёгкого безумия.
Ближе, чем когда-либо ещё, но всё равно мало.
Они дышали друг другом, целовали, слепо водили руками по разгорячённым и дрожащим телам, бросали себя друг к другу, сливались в одном из самых древних танцев и не могли насытиться.
Хань задохнулся, ощутив в себе член Чонина предельно остро, тут же забился в его руках, когда удовольствие захлестнуло с головой. И они застыли, обнявшись и прильнув друг к другу, пытаясь научиться дышать заново, продолжая крупно дрожать и вспоминая, что же они себе позволили только что.
Хань прикрыл глаза, почувствовав на шее горячее дыхание Чонина. Чонин ещё крепче обнял его - прижал с силой к твёрдым от напряжения мышцам.
- Что ж ты… так долго? - едва слышно прошептал Хань.
- Прости.
- Это было быстро. Но если ты скажешь, что унизительно, я тебя ударю. Потому что мне хорошо.
- Я…