Больше лает, чем кусает

Отсмеявшись, Белаква принялся приводить себя, насколько это было возможно, в порядок. Причесываясь, он все еще слышал просачивающийся сквозь потолок кашель астматика, располагавшегося наверху, прямо у него над на головой, по теперь кашель звучал намного тише, и чтобы его услышать, приходилось прислушиваться... А денек, гляди, совсем разошелся, и солнышко так высоко уже забралось, прогнало ночь окончательно, не вернется она больше... Взгляд, возвращаемый от окна в глубь палаты, чиркнул по столику у стены, на котором стояла картонная коробка. Белаква прочитал на ней надпись, сделанную большими, корявыми, валящимися в разные стороны буквами: АМПУЛЫ С ЖЕЛЕЗИСТЫМ РАСТВОРОМ ДЛЯ ВНУТРИМЫШЕЧНЫХ ИНЪЕКЦИЙ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ ИНТЕНСИВНОГО ЛЕЧЕНИЯ АНЕМИИ. Сбоку на коробке была приклеена бумажка, на которой уже типографским способом было напечатано: "Аптека Фрэса". Зарегистрированный товарный знак — "Моцарт". Какая фантастическая, несусветная глупость: маленький великий Hexenmeister[263], творец Дона Джиованни, превращенный в товарный знак,— на дурацкой картонной коробке, которую таскают Бог весть куда! Н-да, забавненько. Что за утро! Во что превратился этот мир! Гадко, но развлекает.

В палату заявились две женщины — прекратится ли вообще это женское снование туда-сюда или нет!? Одна вполне определенного возраста, другая — возраста неопределенного. Явно обслуживающий персонал. Они поснимали предписанные правилами резиновые перчатки — наверное, работать в них было просто неудобно — и принялись сдирать с постели простыни, вынимать подушки из наволочек. Добрались до матраса, стянули с него клеенку, которую было поло-жено подстилать под больных независимо от характера заболевания, докопались до рамы с железной сеткой и пружинами... А Белаква нервно выхаживал по палате из угла в угол. Нижние части его пижамных штанин были засунуты в пугающего вида бахилы — подобным же образом велосипедисты иногда затыкают нижние концы брюк в носки.

Ну что ж, выкурит он еще одну сигаретку, дополнительный расход, правда, получится, ну да черт с ним... Удивительно, однако, если подумать, насколько здесь, в этой больнице, все, во всех мельчайших деталях, устроено так, чтоб облегчать телесные недуги (обрати внимание, читатель, на то, какое направление приняли мысли Белаквы — последнюю сентенцию вполне можно было бы включать в благодарственную речь, произносимую излеченным больным; похоже, однако, на то, что в запасе Белаквовых средств борьбы с терзающей его тревогой, мало чего остается, кроме выспренних слов).

На Белакву украдкой бросали взгляды, наверное, в надежде обнаружить явственные признаки беспокойств на его пожелтевшем лице, но напрасно — его лицо превратилось в маску, никаких эмоций не выражающую. Ну что ж, в таком случае, может быть, у него будет дрожать голос? И одна из женщин, та, которую, как свидетельствовал ее вешний вид, жизнь весьма крепко потрепала, взяла на себя задачу выудить у Белаквы несколько слов. И она брюзгливо бросила в его сторону:

— Старшая сестра Бимиш будет очень недовольна, если эти ваши бахилы замараются! Бегаете, понимаешь, туда-сюда, туда-сюда!

Скажите, пожалуйста, сестра Бимиш будет недовольна!

Голос женщины, предупредившей о возможном недовольстве сестры Бимиш, был преизрядно изломан и изношен, однако ее это не смущало и она продолжала насиловать свои голосовые связки:

— А может, вы все-таки встанете вон на тот специальный коврик, а?

И несмотря на крайне неприятный тон, которым было отдано это распоряжение, Белаква почему-то мгновенно решил подчиниться. Он прекратил свое хождение и послушно замер на указанном коврике. Хорошо, он сделает то, что от него хотят, ведь в противном случае, как будет выглядеть его своеволие в глазах этих женщин? Прямо скажем — крайне неприглядно.

— Я готов сделать все, что угодно, для ублажения сестры Бимиш.

И не успел Белаква закрыть рот, как в палате снова появилась Миранда. Да, утречко у нее сегодня выдалось хлопотливое — в четвертый или даже в пятый раз приходит! Белаква даже со счета сбился. В этот раз, правда, опа объявилась не одна, а в сопровождении еще каких-то женщин, облаченных в бесформенное серое. Палата прямо кишела женщинами в сером! И от этого все сделалось похожим на средней пакостности кошмар.

— Пора,— объявила Миранда.— Кстати, если у нас вставные челюсти, самое время их вынуть и передать мне.

Итак, пришел его час, моргай не моргай, а этого факта не сморгнешь.

Спускаясь в лифте с сопровождавшей его Мирандой, Белаква вдруг обнаружил, что держит в руках свои очки. Это случайное открытие произошло как нельзя кстати, в тот самый момент, когда молчание становилось уже тягостным.

— А можно передать вам на сохранение вот это?

И он протянул Миранде очки.

Она взяла их и довольно бесцеремонно засунула в кармашек в верхней части своего передника, прямо на груди. Божественное создание! Вот он сейчас возьмет и бросится на нее, свершит насилие прямо в лифте!

— Нет, нет! — воскликнула Миранда, увидев, что Белаква достает из нагрудного кармана пижамы пачку сигарет.— Вы что, курить вам уже нельзя.