Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки

И сразу же, чтобы увести в сторону разговор о своей профессии, Алексей начал рассказывать о себе то, что мог рассказать: немного из биографии, про семью, про институт, где работал до войны. Особенно на сестёр произвело впечатление, что Балезин когда-то жил и учился в Петербурге и что на одном из кладбищ покоится его милейшая тётушка Елизавета Юрьевна, о которой он часто вспоминает.

Время пролетело быстро.

— Спасибо вам за чай и за компанию, — поблагодарила, поднявшись, Софья Евгеньевна; её примеру последовала сестра. — Завтра на работу.

Алексей взялся было мыть посуду и убирать со стола.

— Я вам помогу, — сказала Ирина Евгеньевна.

Когда они закончили, Балезин сказал:

— Вы ничего не рассказали о себе. То, что вы работаете в школе, — это слишком немного.

Она ответила не сразу, видимо, это была больная тема.

— А что тут рассказывать: муж, инженер, был призван в первые дни войны и через месяц погиб… где-то под Лугой. Дочь перед самой войной вышла замуж и вместе с мужем отправилась к месту его службы на западную границу. От них никаких известий… Софья? Она человек одинокий. Вот и кукуем вдвоём.

Алексей понял, что ещё немного, и она разрыдается. Нужно было хоть как-то утешить женщину.

— Ирина Евгеньевна…

— Можно просто Ирина…

— Поверьте, Ирина, на войне всякое случается. Если ваша дочь в оккупации, то как же она может дать знать о себе? Вот увидите, она найдётся.

Похоже, она ожидала таких утешительных слов. Она посмотрела ему в глаза:

— Вы, наверное, очень любите свою семью, и у вас всё хорошо.

— Почему вы так решили?

— Письма можно было прочитать минут за двадцать, а вы читали их больше часа. Очевидно, перечитывали.

Балезин улыбнулся:

— Должен ещё раз заметить, что вы проницательный человек. Да, семья для меня — всё. Но очень за неё боюсь. Один нелепый случай может всё перечеркнуть. А в моей судьбе случай всегда много решал.

* * *

На этот раз Павел Михайлович Фитин был серьёзен и, пожав Балезину руку, сразу же перешёл к делу.

— Знакомьтесь, — официальным тоном произнёс он, указывая на невысокого загорелого человека лет пятидесяти с окладистой седой бородой.

— Георгий Петрович, — представился тот.

— Доложите оперативную обстановку по Ирану, — распорядился Фитин.

Рассказ того, кто назывался Георгием Петровичем, был недолгим, но обстоятельным. Из него вытекало следующее.

С началом Второй мировой войны Германия превратила Иран в плацдарм для военных действий против Великобритании, а затем и против СССР. К августу 1941 года число тайных агентов достигло несколько тысяч, в большинстве своём в областях, примыкающих к границе СССР. В Иране действовало четыре резидентуры: в Тегеране, Тавризе, Пехлеви и Мешхеде. Правящие круги Ирана во главе с шахом Реза Пехлеви открыто симпатизировали нацистам и не предпринимали никаких мер по пресечению деятельности гитлеровской агентуры. Германская разведка для прикрытия использовала легальные учреждения, прежде всего филиалы известных фирм: АЕГ, «Сименс», «Крупп», «Феррошталь», «Мерседес-Бенц» и других. Представителями фирм обычно назначались сотрудники Абвера, службы безопасности или старшие офицеры Вермахта. На военных предприятиях Ирана трудилось немало германских специалистов. В полиции и жандармерии работали десятки советников и инструкторов. В целом в Иран въехало более 6,5 тысячи граждан Германии. С помощью фирм гитлеровцы доставляли в Иран оружие и амуницию, необходимые для оснащения военизированных групп. Будущие диверсанты обучались методам и тактике диверсионно-разведывательных действий.

Советское правительство неоднократно пыталось повлиять на Реза-шаха, но результатов не добилось.