Какова будет природа нового общества, рожденного революцией в муках и страданиях? Ленин мучился в сомнениях, пытаясь подобрать подходящее название. Социализмом не назовешь, учитывая дозволенность мелкого предпринимательства в сельском хозяйстве и промышленности при новой экономической политике. Такие названия, как «переходный» или «государственный капитализм», вряд ли уместны. Пусть как было, так и остается – советским обществом.
Следовало придумать название и описать это единственное в своем роде, парадоксальное общество. Социалистическая партия, которая теперь называлась коммунистической, мужественно прилагала все усилия, чтобы установить в примитивной, варварской, полуазиатской стране (государственный) капитализм. Партия руководила страной от имени рабочего класса, но этому классу только что объяснили, что партия не допустит вмешательства в управление экономикой России и любая попытка будет рассматриваться как синдикализм. Другой класс, крестьянство, формально являлся союзником рабочего класса, но ему тоже объяснили доступным языком, что он не является хозяином собственной судьбы. «Мы будем решать», до каких пор оставлять крестьянина в покое. Единственной группой в этом новом обществе, освобожденной от принципа равноправия, была группа бывших (а возможно, и настоящих) классовых врагов, буржуазных «специалистов». Что же касается членов правящей элиты, то комиссар не мог получать более пятисот рублей на каждого члена семьи, и при Ленине это правило соблюдалось неукоснительно.[416]
Вражеский класс, руководители промышленности и инженеры имели право получать тысячи и, что было более важно в первые послевоенные дни, дополнительный паек и квартиры. После 1921 года привилегии распространились и на тех, кто по официальной терминологии был не просто классовым врагом, а «социальным паразитом», то есть на нэпманов, частных предпринимателей.
Несмотря на непрерывную борьбу, Ленин с удовлетворением обозревал причудливую структуру. Будь Ленин тщеславен, он мог бы решить, что никто другой был не в состоянии создать общество, существовавшее в его воображении. Парадоксальность общества отражала парадоксы его ума. Внезапные импровизации и изменение курса; партия, у которой перехватывало дыхание от изумления перед его смелыми отступлениями и атаками или одновременным движением в обоих направлениях. После его объяснений большинство людей приходили к заключению, что опять Ильич открыл им глаза; да, ситуация требовала единственного курса, марксистского.
Диктаторы обычно испытывают разочарование в собственных творениях и начинают разочаровываться в людях, которых они удостоили тем, что присвоили себе право распоряжаться их жизнью и смертью. Ленин был удачливее многих. Он не утратил веры, несмотря на растущую в последние годы раздражительность. Он был лишен тщеславия. При всей нехватке людских ресурсов, при всех разочарованиях последних лет он работал и боролся за создание нового общества, нового мира.
Каким должен быть этот новый мир? Ученик Маркса считал, что это будет бесклассовое общество, общество материального изобилия, интернационального братства. Но до этого еще очень далеко. А пока мысли Ленина были обращены в ближайшее будущее. Ленин не раз подчеркивал огромное значение науки и техники в социалистическом строительстве. Только с помощью научных достижений можно было вывести страну из разрухи и преодолеть инертность людей. Чернышевский был бы разочарован, обнаружив своего ученика, мечтающего не о превращенной в цветущий сад России, а о России с крупными промышленными городами и электростанциями.[417]
В будущей России, обещал Владимир Ильич, все меньше и меньше будут говорить о политике. На открытых заседаниях вместо политиков и руководителей будут выступать инженеры и агрономы. Ох как преждевременно он стремился заменить политиков теми, кого сегодня мы называем технократами.
Он давно уже устал от знаменитого пристрастия русских к бесконечным разговорам; особенно этим грешила интеллигенция. Ленин основал партию действия, чьи «разговоры» были формой деятельности: агитация и пропаганда. Теперь он устал от этих пропагандистов и агитаторов, старых большевиков. Эксперты, ученые, инженеры были людьми, способными руководить Россией. Это был окончательный приговор его классу, интеллигенции, людям, «которые все знали, но ничего не могли сделать».
Еще одна странность. Интеллигенция состояла не только из болтливых и высокомерных юристов, профессоров и журналистов. Инженеры, врачи и другие «специалисты», которых он хотел привлечь в свой привилегированный круг, тоже относились к интеллигенции. Посмел бы кто-нибудь другой сказать, что страной должны управлять аполитичные специалисты, неспособные процитировать главу из Маркса, но способные построить электростанцию и управлять фабрикой, его бы немедленно назвали контрреволюционером, пытающимся вернуть Россию в капитализм.