Бунимович прав в том, что члены султановкого ревкома коммунистами не были. Согласно автобиографии в личном партийном деле карабахского большевика Саркиса (Сако) Амбарцумяна, по роду занятий до 1917 года врача в Шуше, в городе до апрельского переворота отсутствовали коммунистические ячейки в среде мусульман. Взаимодействия между сочувствовавшими большевикам армянами и азербайджанскими тюрками не было никакого. Армянские коммунисты могли вести агитацию только в своей среде. Любые попытки найти сторонников-мусульман завершались провалом. Более того, после мартовского восстания в Карабахе 1920 года Амбарцумян был вынужден бежать на подконтрольную дашнакам территорию и оказался фактически в плену у генерала Дро[299]
.Представитель XI армии Бунимович, находясь в Тертере, 10 мая просил предоставить ему полномочия для переговоров с командирами дашнаков. Чтобы понять, зачем ему это потребовалось, обратимся к тексту его телефонограммы: «Тертер. Частые нападения армян. Вода отрезана. Посевы без воды пропадают. Жители некоторых селений бегут. Армяне жгут оставленные населением села. Частей 11 (прим.: армии) нет»[300]
. К телефонному аппарату был срочно вызван председатель Реввоенсовета Мехоношин, но получил ли Бунимович полномочия вести переговоры, неизвестно. На следующий день Бунимович вновь направил телеграмму: «…по просьбе населения выехали на позиции засвидетельствовать наступление армян. Армяне, увидев красную каску, начали обстреливать и хотели окружить. Я остался целым. Мы воздержались от стрельбы. Жду указаний»[301]. Через несколько дней Бунимович направил армянским повстанцам воззвание, в котором призывал «открыть глаза на то, кто ваши обидчики», и заявлял, что Красная армия пришла «освободить вас (прим.: армян) от ваших капиталистов». Он также просил повстанцев выслать представителей в Шушу[302]. По всей видимости, некие мирные контакты с армянами у Бунимовича имели место быть, так как в итоге он телеграфировал своему руководству о необходимости занять фронт в Карабахе частями именно российской Красной армии[303].Бунимович исполнял роль главного российского большевика в Карабахе до 16 мая. Во время вступления 12 мая 1920 года[304]
281-го полка 32-й дивизии в столицу Карабаха Шушу он организовал своеобразный парад, выстроив полковой оркестр на горе[305]. За неделю пребывания в Карабахе Бунимович провел 20 митингов[306].Однако он достаточно быстро оказался в состоянии конфликта не только с предревкома Султановым. После прибытия в Шушу Бунимович рапортовал в Баку о раскрытии контрреволюционного заговора и бегстве его «главаря» «турецкого офицера Казанбека». В Шуше Бунимович успел арестовать 7 местных «беков». Кроме того, Бунимович рассчитывал арестовать еще одного «известного помещика», стоявшего во главе отряда из 300 человек. Начальник Карабахского отряда Зейналов наотрез отказывался оказывать содействие в этих делах[307]
.Руководство XI армии, по всей видимости, деятельностью Бунимовича в Карабахе осталось крайне недовольным и посчитало её преступной, так как 16 мая, по неизвестным причинам, комиссар 281-го полка, находившийся в Шуше, получил приказ от председателя Реввоенсовета Мехоношина арестовать Бунимовича[308]
. Впоследствии материалы дела Бунимовича были сданы в ревком в Шуше при отступлении 281-го полка из города во время восстания в Гяндже и пропали[309].Возвращение большевиков к власти в Азербайджане застало генерала Дро врасплох. Тщательно подготовленную операцию по взятию Шуши пришлось отменить из-за подхода частей XI армии, солдаты которой приготовились оборонять город от армян[310]
. Воевать с Красной армией в планы Дро не входило.Участник повстанческих армянских формирований Заре Мелик-Шахназаров писал спустя многие годы, что на следующий день после вступления Красной армии в Шушу, 13 мая, его направили на разведку в город узнать, есть ли там аскеры и какие у них взаимоотношения с большевиками. По его воспоминаниям, находившиеся в городе красноармейцы были уверены, что в любой момент армяне могут начать наступление, чтобы вырезать их и все мусульманское население Шуши. Переубедить Мелик-Шахназарову тех, с кем он говорил, в том, что армяне сами ждали прихода Красной армии, обороняясь от «турок и мусаватистов», не удалось[311]
.С появлением частей Красной армии в Карабахе в повстанческих формированиях генерала Дро началось разложение. Его стали покидать ранее привлеченные офицеры деникинской армии, о чем свидетельствуют данные опроса Зейналовым сдавшегося вольноопределяющегося Владимира Кавелика[312]
.Генерала Дро начали покидать и армяне – уроженцы Карабаха, которых привлекали лозунги коммунистов о праве наций на самоопределение и которые все более склонялись к признанию советской власти. В Карабахе росло влияние местных армянских большевиков, таких как убежденный интернационалист С. Амбарцумян, настроенных на компромисс с Баку[313]
.