Большевики в Азербайджане (конец апреля – начало июня 1920 года)

Ни масштаб начавшегося восстания, ни степень его подготовки в Баку известны не были. Поэтому все ранее отданные частям приказы отменялись. Подразделения XI армии в экстренном порядке стягивались к стратегически важным центрам и транспортным артериям. Комдивам надлежало держать свои части в «кулаках», численностью не менее бригады, а при необходимости дивизии. В качестве сборных пунктов были назначены Закаталы, Нуха, Газах, Гянджа, Евлах, Тертер, Шуша, Баку, Балаканы, Куба, Дербент, Порт-Петровск, Темир-Хан Шура. Кроме того, по линии железной дороги Баку – Гянджа должен был курсировать бронепоезд с десантом численностью не менее 1000 человек и артиллерией для переброски в угрожаемое место. Охрана нефтепромыслов отдельно поручалась 28-й дивизии[516].

Тем же приказом предписывалось начать разоружение населения. Добровольно сдавшим предлагалась компенсация. Все прочие считались мятежниками.

Документ выдержан в эмоциональных тонах. Мелкие вспышки Левандовский требовал подавлять «жестокостью»: «ханов, беков, мусаваров – к черту» (прим.: так в тексте). В ожидании всеобщего восстания предписывалось «расстреливать все подозрительные элементы», брать заложников из среды духовенства и «монахов» для «будущих расстрелов»[517]. Нетрудно догадаться о последствиях подобных формулировок. Более того, в личных беседах по телефону с командирами Таманской кавбригады и 18-й Кавдивизии уполномоченный для поручений при командарме Введеняев, по всей видимости являвшийся автором текста приказа, заявлял, что ответственность за послабления при расстрелах контрреволюционеров, в особенности захваченных белогвардейских офицеров, лежит на высшем руководстве частей Красной армии[518].

В сложившихся 26 мая утром условиях над восставшими подразделениями старой азербайджанской армии нависла угроза блокады в мусульманской части Гянджи. Критически важным для них стало захватить станцию, располагавшуюся в 6 км к северу от города. Поэтому основным для попыток наступления было это направление. В случае успеха восставших от Баку были бы отрезаны основные силы 20-й дивизии и ведшая в Акстафе переговоры с Грузией комиссия, было бы обеспечено беспрепятственное сообщение Гянджи с азербайджанскими селами по берегам Куры, откуда можно было бы получать подкрепление, продовольствие и фураж.

Утром 26 мая, после короткого боя, станция была оставлена малочисленными оборонявшимися. Однако в тот же день около 3 часов дня[519] подошедший из Акстафы бронепоезд «Тимофей Ульянцев», высадив батальон поддержки, снова занял станцию[520]. На поезде прибыл начдив 20-й Великанов, возглавивший подавление Гянджинского восстания. Утром 27 мая он смог направить об этом телеграмму в Евлах[521]. Нормальную связь с Баку наладить удалось только 28 мая[522]. До этого штаб армии получал сведения из Евлаха, где располагался штаб 32-й дивизии. Далее по линии железной дороги сообщения посылались «с оказией» в виде курсировавших там бронепоездов.

Днем 27 мая продолжились попытки повстанцев захватить станцию. При артиллерийской поддержке всех 8 имевшихся в наличии орудий в ходе ожесточенного боя им удалось занять некоторые пристанционные постройки. Однако к вечеру их оттуда выбили. Во время боя один из снарядов пробил керосинопровод и поджег железнодорожный мост, отрезав бронепоезда «Тимофей Ульянцев» и «Красный Азербайджан». Возможность маневра по станции сохранили «Красная Астрахань» и «Азербайджан № 2», действиями которых руководил Ефремов[523]. Степень ожесточения боев за станцию характеризует то, что все пристанционные постройки были совершенно разрушены[524].

По иронии судьбы, ровно спустя месяц после возвращения большевиков в Баку и в день второй годовщины провозглашения независимости Азербайджана, 28 мая, произошел перелом в ходе Гянджинского восстания.

Оборонявший станцию комдив Великанов получал все больше и больше подкреплений. Из района Евлаха походным порядком под постоянным обстрелом повстанцев – местных жителей и дав кровопролитный бой у станции Кюрек-чай к нему прибыла 18-я конная дивизия[525]. Находившийся на станции Гянджа Ефремов в тот день оценивал наличные силы в 1200 штыков и 600 сабель (т. е. конницы)[526].

Кольцо вокруг восставших сомкнулось. К югу от города, в колонии Еленендорф держал оборону отряд немцев. Ниже по правому берегу реки Гянджа-чай – 180-й полк и армянские отряды. С севера, между городом и железнодорожной линией, позиции занимали остатки 178-го полка. К западу от города расположились части дивизионной кавбригады[527].

В окруженной со всех сторон мусульманской части Гянджи в тот день состоялось собрание наиболее влиятельных лиц во главе с шейх-уль-исламом Ахунд Мехмед Али Намаззаде, которое постановило драться до конца. Однако неудачи первых дней, слухи о заключении мира между коммунистами и Грузией, отсутствие помощи со стороны Карабахского отряда действовали на восставших подавляюще[528].