Большие чемпионы

И вот на месте такого матерого человечища, воплощения мощи американского духа и тела оказался какой-то англичанин, запойный шахматист и любитель путешествий. Впрочем, Леннокс Льюис не занял его место. Психологическая самозащита американцев не позволила ему встать на пьедестал поверженного Холифилда. Просто пьедестал опустел, а англичанин стал лишь обладателем некоего спортивного титула, к тому же неофициального.

Кстати, на первый взгляд странно, но почему-то страсть Льюиса к шахматам многих раздражала. Можно понять Эммануэля Стюарда, который не приветствовал задумчивое сидение над доской, так как шахматам Леннокс отдавался целиком, причем это могло с ним случиться и в «тренировочный сезон». Со временем стал известен поистине комический случай, как Льюиса едва оторвали от партии, когда ему уже давно надо было ехать на бой с Голотой. К тому же тренер, может быть и небеспочвенно, полагал, что шахматы неправильно влияют на него как на бойца, делая его слишком расчетливым и временами скучноватым, который разыгрывает партию на ринге до верной победы. Стюарду вторили многие другие, особенно после боя с Холифилдом. «Антишахматисты» говорили тогда, что, если бы он не считал набранные очки в перерывах между раундами и во время самого боя, то отдался бы делу с большей страстью, и судьи не смогли бы его ограбить.

По-моему, последнее утверждение очень сомнительно. Например, в пятом раунде он отдался делу со всей страстью и имел большой успех, что не помешало Юджинии Уильяме отдать победу в этой трехминутке Холифилду. Если деньги заплачены, их надо отрабатывать. А если выставляешь очки «патриотически» — никакая страсть тебе не помешает: не упал, значит, победил.

Мало кто в Америке ждал предстоящий 13 ноября матч с нетерпением. Бокс, конечно, абсолютно непредсказуем, но все же победа Холифилда казалась совсем уж нереальной. Можно научиться всему, но нельзя научиться быть выше ростом, а именно этого Эвандеру так драматически не хватало во время первой встречи. Надежды на то, что Льюис забудет потренироваться, тоже не было. К тому же Льюиса тренировал тот самый Эммануэль Стюард, который когда-то тренировал самого Холифилда. Своего бывшего ученика Стюард знал как облупленного, и если Холифилд мог еще преподнести сюрприз одному Льюису, то англичанина вместе с таким тренером ему не обмануть. Стюард знал наперед все, что мог придумать Холифилд со товарищи. Проще говоря, шансов на победу «своего» оставалось прискорбно мало.

Со времен Гражданской войны 1861—1865 годов в Америке существует некий водораздел между Севером и Югом. Думаю, никто из южан, кроме нескольких сумасшедших, не сожалеет, что рабство давно отменено. Но поражения где-то в глубине души они не могут простить по сей день. Южане, если условно рассматривать их как отдельную нацию, это единственный народ в Америке, чей исторический опыт включает в себя поражение. США как страна никогда не проигрывала никаких войн. Север, победивший в Гражданской войне, несет в себе эту глубоко укоренившуюся идеологию непобедимости. Северное мышление, безусловно превалирующее в стране и захватившее огромное количество людей и на юге, исключает саму возможность поражения — если не для себя лично, то для своей страны. Южане когда-то были заражены этой идеологией еще больше. Они отправлялись на войну, в которой у них заведомо не было никаких шансов, свято веря в победу. Но оказалось, что легковес может быть сколь угодно храбрым — тяжеловес все равно побьет его, сколько бы ударов он ни пропустил в начале встречи. Сила свое всегда возьмет.

Перед матчем-реваншем между Холифилдом и Льюисом американцы оказались в противоестественном для себя положении. Их боец, скорее всего, проиграет. И что, они должны болеть за него, за того, кто проиграет? Но это же нелепо. Пускай проигрывает себе сколько угодно, мы-то тут при чем? Болеть за аутсайдера американцы не могут. Они нация победителей, и мазохизм, в отличие от нас, вечно плачущих по поводу 326-го подряд «неожиданного» поражения наших футболистов, им тоже несвойствен. Болеть за аутсайдера, пусть он хоть десять раз свой, американцы не будут. Так что на этот раз Холифилду приходилось драться в одиночку. Он был теперь не столько представителем своей страны, сколько просто ее откомандированным невесть куда гражданином, которому предстояло утрясти сугубо личное дело. Правда, если бы он победил, то Америка, конечно, победила бы вместе с ним и вскоре бы выяснилось, что только эта великая страна может рождать таких героев. А если ему предстояло проиграть, то это должно было стать просто поражением некоего частного лица по имени Эвандер Холифилд.