Его ноги подгибаются, будто пар, из которого он теперь состоит, начинает развеиваться именно снизу. Они становятся странно пластичными и нетвёрдыми, не выдерживая колосса некогда живой плоти, превратившейся вдруг в органический мусор, подлежащий медленной, но полной и необратимой утилизации.
Вот так, был человек и нету, говорила моя бабушка. Любви и привязанности я к нему никогда не испытывал, но живой человек, всё-таки. Был… Хоть и не особенно приятный. Повиснув над бездной, как герой мультфильма на пару секунд, Суходоев падает вперёд.
Он не подставляет руки и не пытается смягчить удар, а с высоты всего своего роста обрушивается на землю. На асфальт, конечно, но это не важно, будем считать, на землю. Из земли вышли, в землю и уйдём, говорил мой дедушка.
Из тени появляется фигура Игоря. Он бледный, как привидение, это даже в вечернем ноябрьском сумраке видно. В руке он сжимает ТТ. Твою дивизию. Кажется, мы завалили мента…
- Оботри и брось! - приказываю я. - Быстро! Прямо сейчас. Игорь, скорее!
Он послушно выполняет приказ.
- Идём!
Главное не привлекать внимания. Штирлиц бежал рядом и делал вид, что прогуливается… Быстро, но не бросаясь в глаза. Вечер, холодно, прохожих не видно. Хорошо бы, чтобы и им нас видно не было.
- Он хотел выстрелить, - словно оправдываясь, горячо шепчет Игорь.
- Всё хорошо, - успокаиваю его я. - Ты всё правильно сделал. Всё правильно.
Говорю, но сам не верю. Какое тут хорошо, мента грохнули, это ж вообще пипец. Теперь шухеру будет на весь мир. Кто его послал? Не сам же он вдруг решил со мной поквитаться. Не сам. Кто послал? Печёнкин? Это как-то дико, если честно. Нахрена ему меня убивать? А кто тогда? Все враги уничтожены, кроме Ашотика. Да только где Ашотик, а где этот хрен Суходоев. Блин… Есть ещё, конечно, Снежинский, но это уж вообще смешно.
- Садись в машину и езжай домой, - говорю я. - Переоденься, промой руки водкой и возвращайся за мной. А я пока поднимусь к Платонычу.
Ну, не к Платонычу, а к Трыне. Нужно с ним поговорить.
Я поднимаюсь на четвёртый этаж. В сердце будто здоровенная заноза. Муторно, гадко на душе. Лёд, ледяная бездна, будь она неладна. Нет лёгкости и задорной легкомысленной уверенности в успехе. А это плохо. Без этого нам никак. Звоню в дверь. Она открывается почти сразу. На лице Трыни отражаются одновременно радость от того, что он видит меня и разочарование от того, что он видит не Платоныча.
- Здорово, Андрюха, - киваю я, заходя в прихожую.
- Здорово, - отвечает он. - Ну что там слышно?
- Да, пока ничего конкретного.
- Значит его сегодня не выпустят? - спрашивает он, и я читаю в его глазах надежду, что я опровергну его предположение.
Но, к сожалению, сказать мне нечего. Боюсь, действительно сегодняшнюю ночь дядя Юра проведёт в застенках. Я подхожу к телефону и набираю номер Куренкова.
- Слушаю, - раздаётся его уставший голос.
- Роман Александрович, это Брагин.
- Пока сказать нечего, - сухо отвечает он. - Ждём вестей из Москвы.
- Понятно…
Понятно, что ничего не понятно.
- Если что-то прояснится, я тебе позвоню, - добавляет он.
Ну да. Если что-то прояснится.
- Кофе будешь? - спрашивает Трыня, когда я кладу трубку.
- Кофе? А посущественнее ничего нет?
- Чего? - подвисает он. - Ты выпить что ли хочешь?
- Я про еду вообще-то. Сегодня ещё маковой росинки во рту не было.
- Пельмени есть, - взмахивает рукой он. - Будешь?
- Буду конечно.
- Ну, пошли на кухню тогда.
Мы проходим на кухню и он, достав из шкафа кастрюлю, набирает в неё воду.
- Ты сам-то ел? - спрашиваю я.
- Да, ел что-то, - морщится он. - Ты лучше скажи, как это всё получилось.
- Не знаю, Андрей. Пока информации нет, но мы узнаём и обязательно узнаем.
Он молча кивает.
- Давай, себе тоже свари.
- Не, - отвечает он. - Я не буду.
- Давай-давай, сейчас главное сохранять обычный ритм и распорядок, чтобы быть гото…
- Ты прикалываешься что ли? - перебивает он. - Как всё это можно сохранять, когда тут такое?
- Ну а что ты предлагаешь, заламывать руки и рыдать во весь голос? Нужно не паниковать и сохранять трезвый рассудок. Он может понадобиться.
- А если не удастся его оттуда вытащить?
- Удастся, Андрей, не может не удаться. Ты бы знал, какие люди сейчас задействованы в процессе освобождения Платоныча.
- Какие? Чурбанов?
- Да, Чурбанов, совершенно верно.
- И что, - усмехается он. - Это действительно большая шишка?
- Да, Андрей, очень большая. Он зять Брежнева и заместитель министра внутренних дел.
- И он даст приказ освободить батю?
- Надеюсь, даст. Это и в его интересах тоже. А скажи, пожалуйста. Ты Эдику говорил про то, что мы с батей упоминали этого Чурбанова?
- Чего? Ты совсем что ли?
- Просто один человек, который разговаривал со Снежинским, оказался в курсе, что я имею дела с Чурбановым. Но о моих контактах с Чурбановым почти никто не знал. А человек этот, кстати, и дал приказ арестовать Платоныча. Врубаешься?
- А я-то причём? Я-то откуда знаю про твои дела? Хоть с Чурбановым, хоть не с Чурбановым.
- Ну, мы же от тебя ничего не скрывали, считая тебя частью нашей семьи… то есть нашего братства. Мы тебе полностью доверяли всегда.