Большие гонки

— Вы считали, что отделались от меня? Мы отпустили француза и проследили за ним. Я не могу описать вам своей радости при виде вашей победы. Теперь нельзя ли поторопиться? Погребальный катафалк, набитый вражескими шпионами, членами несчетного числа конкурирующих организаций, только что появился на противоположном краю полосы.

Я почувствовал, что душа уходит в пятки, и склонился над панелью переключателей. Те, что с контргайками, должны управлять газом.

— Немецкого не знаете? — спросил я жалобно.

— Ни слова.

Бесполезен как бревно, но по крайней мере, сохраняет спокойствие. Несмотря на волнение я заметил, что он перестал говорить с сельским акцентом… Видимо Хоннейбан куда сильнее, чем я думал. Я поднял руку, защелкнул фонарь кабины, потом поднял боковое стекло. Видимо, придется погибнуть… Шансы на успех в этом старом люфтваффовском корыте невелики.

— Стартуйте, Макальпин.

Я пытался понять кое-какие немецкие фразы на табличках под рычагами. Толкнул два рычажка вперед. Самолет равномерно качнулся, предвещая разбег, по крайней мере я на это надеялся. Я отжал ручку газа вперед, правый мотор взревел и «мессершмитт» повернулся носом к полосе… Тормозов не было, или они не были включены.

Я увидел катафалк, ворвавшийся на стоянку такси, метрах в восьмистах. Они по дороге потеряли венки с крыши. Еще два рычага вперед, проверить показания температуры и топлива. Надеюсь, я не ошибся. Еще два последних рычажка — и заработали амперметры… Компрессоры задействованы: я дал полный газ.

Самолет задрожал, заскрипел, содрогнулся — и стронулся с места. Я впопыхах не запомнил направление ветра — что ж, если полосы не хватит… тем хуже. Почти наугад и осторожненько подработал педалями — и стальная полоса исчезла под колесами. Каждый толчок был пыткой для моих болевших ягодиц.

— Давай, фроляйн, давай, беби, — шептал я ласково. На ручке появилось усилие. Хвост приподнялся, самолет набирал скорость. Пот выступил у меня на лбу, подобно запотевшему стакану с пивом. Появился снос вправо, который я тотчас устранил. Катафалк повернул и, когда мы его миновали, я увидел остальных соперников. Они стреляли не переставая, но так как я выжимал не меньше ста тридцати, у них не было никаких шансов.

— Давай же, беби, поднимайся, — просил я, потихоньку выводя ручку на себя.

Полоса, все такая же тяжелая, как свинец, уходила под нос самолета, а море занимало все большее пространство в лобовом стекле. Машина подскочила ещё раз, вновь упала, задрожав всеми своими рычагами: теперь и полосы не оставалось. Я выбрал ручку до отказа — и самолет взлетел, трясясь всеми заклепками и трубопроводами, как в припадке.

Набрав метров десять над морем, я продолжал удерживать машину в таком положении. Покосился на индикатор скорости: 270. Я осторожно попытался набирать высоту, и у меня получилось. Когда альтиметр показал пятьсот метров, я рискнул на разворот к острову. Все, что ни слышал я о недостатках «Ме-110», подтверждалось.

Убавив обороты, поскольку старые моторы и так натерпелись, я повернулся к Хоннейбану. Тот отложил в сторону оружие и был по-прежнему спокоен. Я им не мог не восхищаться, ибо пройди я через подобное с таким пилотом, меня давно бы вырвало для облегчения.

— Куда направляемся, мэтр? — спросил я.

Он дал мне пеленг по компасу.

— К шейху Качи, в Маскат. Там база. А сможем мы туда добраться?

Указатель горючего показывал полные баки, и я попытался выяснить чем осуществляется их переключение. Если поршням не надоест крутить коленвал, мы должны туда добраться. Малин скрылся за горизонтом, а я все продолжал набирать высоту… Самый удобный коридор — в шесть тысяч метров, но пришлось прекратить подъем после трех тысяч из-за нехватки кислорода. Было ужасно холодно — ведь я не знал, где находится включение обогрева, и не хотел рисковать, манипулируя кнопками.

Я привык к крейсерской скорости и немного даже сбросил. Затем я попробовал двинуть другой рычажок. И не ошибся: загорелись два зеленых огонька системы приземления. Самолет пошел лучше. Я ввел его в пике, чтобы набрать скорость, и после этого держал на высоте 2700 и скорости в 450 километров в час. В конечном счете, этот дедушка воздухоплавания не так уж плохо себя вел.

Внизу раскинулось чудесное голубое море, а воздух был ровен, как стоячая вода. Мы приближались к цели. Я повернулся к Хоннейбану.

— Есть возле вас что-нибудь похожее на радио? — прокричал я.

Он кивнул.

— Сможете воспользоваться?

Он вновь кивнул.

— Посмотрим, можно ли установить связь с Качи. У меня нет желания проделывать обратный путь над океаном.

Я вновь взглянул вперед. Проверил показания табло. Двигатели начали перегреваться — я не убавил газ. Кое-как исправив положение, я попытался выглянуть сквозь боковые стекла.

Полчаса спустя я, нервничая, переключил баки, но моторы продолжали работать так, будто ничего не произошло, и у меня замедлилось сердцебиение. Я начал привыкать к самолету и даже попытался, точно выставив его по горизонту, включить автопилот.

— Смотрите, без ручного, — показал я Хоннейбану, но тот продолжал брюзжать.