Большие и маленькие

Ольге целовал руку мужчина средних лет в белой сорочке с длинными рукавами. Сорочка застегнута на все пуговицы, под самое горло. «Видимо, про таких и говорят: благообразный». От усталости мысли ее покатились куда попало. «Если бы каким-то образом сложилась ситуация, что такой, как он, пригласил бы меня посидеть в ресторане – и пришлось бы согласиться и сидеть, я бы, наверное, моментально впала в ступор, как если бы я была студентка, а он мой преподаватель, которого я всегда уважала, а он вдруг…» Заметила, что Ольга смотрит на нее. Не просто так – попалась на глаза; внимательно смотрит, всматривается. Стало быть, человек в застегнутой белой сорочке сказал: «Как ты сегодня пела», – и потянулся целовать руку, а Ольга в этот момент посмотрела на Люсю. Мимолетный случайно пойманный взгляд – Люсе не хотелось ничего в нем вычитывать, не было сил. Отвернулась, поискала голубей.

– Староста наш, – сказала Ольга, подходя.

Села рядом.

– Сразу и не жди ничего. – Она качнулась всем корпусом. – Это многих смущает: ждут. Всего и сразу. А дается, как и во всем, трудами.

Говорила, как радушная хозяйка с малознакомым, но симпатичным гостем. Хорошо говорила, Люсе нравилось – пожалуй, и не хотелось бы, а нравилось. Никакой благочестивой натуги.

«Но лучше бы на ее месте сидела Маша, – подумала Люся. – И говорила со мной о другом. – И дальше, уже не слыша Ольгу, потеряв нить: – Интересно, можно ли спрашивать – сестру, например, в чем она исповедалась? Нет, конечно. Нельзя. Пустые усталые мыслишки».

Дни потянулись одинаковые.

Ольга оставалась ночевать.

Мать принялась названивать Маше. Все то же: «Ну, никак пока. Клиенты вредные, не хотят ждать. Но появилась надежда, попробуем вместо меня взять тут одного, на время. Пока не обещаю».

Но потом Люся познакомилась с Андреем.

Ольга была на работе, Катя пропадала с Вовой. Маша ушла на кладбище.

Люся бродила по дому, открывала шкафы, заглядывала в ящики. Перебирала улики: когда-то здесь жила счастливая пара. Мужчина и женщина, вожделевшие друг друга. Друг без друга невозможные. Одежда, туфли, бижутерия, белье… дорогое вперемешку с простеньким… коробка с фотоальбомами: университет, свадьба, маленькая Катюша, первый семейный отпуск, Катюша-первоклашка… коробка с видеокассетами, надписи фломастером… где-нибудь в кладовке видеомагнитофон, можно найти и запустить… но что скажет Маша, если застукает? Зимние куртки, шуба, спортивная форма… И – ничего, легкая грусть, и только.

Принялась вытирать пыль.

Он зашел во двор, позвал Машу. Мальчик гавкнул для проформы и отвернулся. Люся вышла. Забыла, что на ней короткие шорты и футболка.

– Маши нет. На кладбище ушла.

Среднего роста шатен с карими глазами. Одет в серые джинсовые брюки и повседневный пиджак. На голые ноги и тонкую футболку старался не пялиться.

– Я Андрей, Лешин друг. – Он помолчал, раздумывая. – Можно, я Машу подожду?

Люсю он заинтересовал сразу – этим коротким раздумьем: отправиться ли на кладбище, постоять возле вдовы, погруженной в чтение молитв, или дожидаться дома.

– Проходите, конечно. Я Люда, младшая сестра.

– Очень приятно, – отозвался он, уже стоя на крыльце.

Люся тем временем натягивала на себя махровый халат, весьма кстати подвернувшийся на вешалке в холле.

Сели на кухне.

– Кофе?

– Не откажусь.

Она отправилась к плите варить кофе.

– Девять дней послезавтра. Я обещал Маше помочь, – сказал он.

– Маша говорила. – Она решила пояснить: – Что Лешин друг приедет и всем займется.

А он – сходу, с первых слов принялся делиться своими переживаниями:

– Вот так дружишь с человеком, только вчера, кажется, сидели, разговаривали и вдруг: умер, хороним в среду… – Покачал головой. – До сих пор не могу поверить.

Предъявил, как верительные грамоты: не извольте сомневаться – друг.

В турке начала подниматься шапка. Люся помешивала, чтобы замедлить вскипание, объясняла:

– Получается вкусней.

«Стало быть, так ты с этим справляешься. Вчера сидели-разговаривали, и вот его нет. А я есть. А я по-прежнему есть».

Лешин друг.

Смерть, грех, молитва, глаза сестры во время литургии – все это было по ту сторону от нее. Это можно было обдумать и, наверное, постепенно понять – но невозможно было пережить. Чувствовала: не сумеет, не сможет, даже если очень постарается. Сказала себе… Андрей сидел перед ней, ждал, пока пристынет кофе, пока найдутся слова, чтобы продолжить – обхватив большим и указательным пальцами кофейное крошечное блюдце… и она подумала, довольно невнятно – как-то так, по касательной: «Вот такой Андрей, Лешин друг».

– За два дня до смерти с ним виделись. Правда, мельком. И, главное, запомнилась такая ерунда…

– Какая?

– Да вечером после работы встретились на парковке. Он садился в машину… мне еще показалось, грустный какой-то… чтобы Леша грустил… но… промолчал… не знаю… промолчал, в общем… а Леша мне… усмехнулся еще, как он умел… прибаутка такая, шуточная: становитесь, девки, в кучу, я вам чучу отчебучу.

Люся улыбнулась: слышала от Леши эту прибаутку много раз.

– В общем… махнул рукой и поехал. А у меня эта «чуча» теперь целыми днями в голове крутится.