Когда посреди ночи Второй Старшебрат резко проснулся, масла в лампе почти не осталось. В мигающем свете он обнаружил пустой спальный мешок Часового. Сабля была прислонена к столу. Недоумевая, что могло его разбудить, Второй Старшебрат услышал звук.
С гулом войны переплетался одинокий протяжный тон.
Поначалу высокий, он опускался, задерживался на мгновение, снова опускался, становясь низким и хриплым, и в конце концов замирал.
Он сразу его узнал – дом братьев стоял на опушке густого леса.
Это выл волк.
Может, Часовой тоже услышал вой и пошел на разведку, подумал Второй Старшебрат. Но тогда почему не прихватил с собой саблю? Ему стало не по себе. Даже Старшебрат ни в жизни не отправился бы безоружным на поиски волка.
С саблей Часового в руках он вышел на равнину. Но в каком бы направлении ни двигался – на север, восток, юг или запад, – он всякий раз удалялся от душераздирающего завывания.
Высокий тон, нисходящий, низкий. Тишина.
Высокий, нисходящий, низкий. Тишина.
Когда он наконец понял, откуда доносится вой, то опешил. И медленно поднял голову.
Волк сидел на верхушке Дворца Мира.
Только это был не волк.
Остаток ночи Второй Старшебрат не сомкнул глаз. Он глядел на проплывавшие по небу осенние облака, в которых не было ни капли дождя. В голове крутился один-единственный вопрос: где это видано, чтобы посреди ночи часовые забирались на палатки и выли на луну как волки? И зачем?
Он сочинил длинное письмо братьям. А на полях сделал пометку:
История третьего старшебрата
Многое можно было сказать о Третьем Старшебрате: не такой храбрый, как Старшебрат, не такой заботливый, как Второй Старшебрат и вдобавок неряха каких свет не видывал, зато самообладание у него было гранитное. Ничто не могло вывести его из равновесия.
– Да они там просто в карты дуются, – успокоил он младших братьев, когда те приуныли из-за того, что старшие не вернулись с войны. – А не дуются, так валяются кверху пузом и глазеют на облака. Говорю вам: войны в наше время обходятся так дорого – скоро воевать будет не на что. Я слыхал, любой полковник десять раз подумает, прежде чем кричать «пли». Война нынче – что твой отпуск, точно вам говорю.
Они все сидели за столом, и Младшебрат тоже.
Он уже понимал, что к чему.
И что означают все эти отпуска, праздники и зонтики.
В тот день, когда на коврик под дверью упало письмо, Третий Старшебрат лишь расхохотался и сказал:
– Пора поиграть в покер.
Он взял с собой шляпу, но сапоги оставил. Красивые сапоги, замшевые, с красными кисточками. Когда-то он выиграл их в кости.
Младшебрат подозрительно взглянул на него.
– И что с ними делать? – спросил он. – Мне они велики.
– Подумаешь! Скоро станут впору!
Третий Старшебрат уже стоял у двери, нахлобучив шляпу, когда Младшебрат кинулся к нему и прижался всем телом.
Мальчик дрожал, будто его лихорадило.
На миг самообладание Третьего Старшебрата дало трещину – видно, до гранита ему все-таки было далеко. Другие братья нервно мялись рядом.
– Я мигом вернусь, – сказал он, зарывшись носом в волосы Младшебрата. – Не успеешь и двух раз моргнуть, как я уже здесь! – Он осторожно высвободился из объятий мальчика, пристально заглянул ему в глаза и осклабился. – Да что я говорю! Ты не успеешь и двух раз моргнуть, как вернусь не только я, но и братья!
– Правда?
– Правда, Младшебрат.
– И братья тоже?
– Клянусь!
А когда Младшебрат чуть не расплакался, провожая его в дверях, Третий Старшебрат прокричал ему через плечо:
– Я напишу тебе письмо. Только тебе. Нет, не письмо, целую гору писем. Каждый день буду писать! Знаешь что? Прямо сейчас и начну.
И, переступая через порог, он вытащил бумажку и застрочил: