Большие надежды

It was daylight when we reached the Temple, and I went at once to bed, and lay in bed all day.	К Тэмплу мы подъехали, когда было уже совсем светло, и я сейчас же лег в постель и не вставал до вечера.
My terror, as I lay there, of falling ill, and being unfitted for to-morrow, was so besetting, that I wonder it did not disable me of itself.	Мною владел гнетущий страх, что я расхвораюсь и завтра буду никуда не годен; удивительно, право, как я от одного этого страха не заболел серьезно.
It would have done so, pretty surely, in conjunction with the mental wear and tear I had suffered, but for the unnatural strain upon me that to-morrow was.	По всей вероятности, так бы оно и случилось, -ибо пережитые ужасы тоже не прошли мне даром! - если бы не напряжение, в котором меня держала мысль о завтрашнем дне.
So anxiously looked forward to, charged with such consequences, its results so impenetrably hidden, though so near.	Так тревожно мы ждали этого дня, такими он был чреват последствиями, так неведом был его исход, теперь уже столь близкий!
No precaution could have been more obvious than our refraining from communication with him that day; yet this again increased my restlessness.	Разумеется, мы были правы, когда решили весь вторник совсем не видаться с Провисом; а между тем это еще усугубляло мою тревогу.
I started at every footstep and every sound, believing that he was discovered and taken, and this was the messenger to tell me so.	Я вздрагивал от каждого звука, от любых шагов на лестнице, всякий раз воображая, что его нашли и схватили и вот идут сообщить мне об этом.
I persuaded myself that I knew he was taken; that there was something more upon my mind than a fear or a presentiment; that the fact had occurred, and I had a mysterious knowledge of it.	Я убеждал себя, что его в самом деле схватили; что меня гнетет нечто большее, чем опасение или предчувствие; что арест совершился, и это каким-то таинственным образом стало мне известно.
As the days wore on, and no ill news came, as the day closed in and darkness fell, my overshadowing dread of being disabled by illness before to-morrow morning altogether mastered me.	День проходил, а дурных вестей все не было, наступил вечер, на улице стемнело, и тут безумный страх, что к утру я расхвораюсь, совсем одолел меня.
My burning arm throbbed, and my burning head throbbed, and I fancied I was beginning to wander.	Больную руку дергало, в воспаленной голове стучало, и мне казалось, что у меня начинается бред.
I counted up to high numbers, to make sure of myself, and repeated passages that I knew in prose and verse.	Чтобы проверить себя, я принимался считать до ста, до тысячи, повторял наизусть знакомые стихи и отрывки.
It happened sometimes that in the mere escape of a fatigued mind, I dozed for some moments or forgot; then I would say to myself with a start,	Случалось, что переутомленный мозг отказывался работать и я на несколько минут впадал в дремоту или забывал нужное слово; тогда я вскакивал и говорил себе:
"Now it has come, and I am turning delirious!"	"Ну вот, наверно у меня открылась горячка!"
They kept me very quiet all day, and kept my arm constantly dressed, and gave me cooling drinks.	Весь день мне не позволяли двигаться, перевязывали мне руку, давали прохладительное питье.
Whenever I fell asleep, I awoke with the notion I had had in the sluice-house, that a long time had elapsed and the opportunity to save him was gone.	Едва забывшись сном, я просыпался с тем же ощущением, что и в доме у шлюза, - будто прошло очень много времени и возможность спасти Провиса упущена.